weird scout
Надо уже и в дневник что-то текстовое с фб выложить, штоле.
Открою секрет: я люто ненавижу выкладывать свои тексты куда-либо.
Это очень долго, мучительно и вообще. Жаль, что нельзя обмениваться мыслеобразами телепатически, лол. Как бы то ни было, этот свой фик я выложила всюду. Пусть люди заебутся натыкаться на него по всему интернету так же, как заебалась его выкладывать я! Шутка.
Все остальное текстово-фбшное лежит тут и немножечко тут.
Иллюстрации (от которых я все еще кричу, как бешеный кот) с указанием авторства находятся в шапке.
Название: Незаконченное дело
Автор: resident trickster
Бета: Elvira_faery, Frau Lolka, net-i-ne-budet, wakeupinlondon
Размер: макси, 15330 слов
Пейринг/Персонажи: Лорас Тирелл, Станнис Баратеон, Джон Сноу, Атлас, Теон Грейджой, Дейнерис Таргариен, Тирион Ланнистер; пост-Ренли Баратеон/Лорас Тирелл, Станнис Баратеон/Лорас Тирелл, намеки на Джон Сноу/Атлас
Категория: джен, слэш
Жанр: драма, постканон!АУ
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Месть — достаточно благородная причина для смерти. Лучшая из всех, что заслужил Станнис.
Примечание: книжная версия канона
Предупреждение: открытый финал
читать дальшеЛорас
Новобранцев привезли с утра. Усталые и до одинаковости серые, они стояли во внутреннем дворе, ожидая дальнейших распоряжений. Выделялся среди них только Станнис Баратеон: на своих будущих братьев он смотрел с нескрываемой брезгливостью и отвращением. Очевидно, до сих пор мнил себя королем, несмотря на поражение.
Лорас скривился. Дейнерис Таргариен сделала изрядную глупость, помиловав Станниса: такие никогда не сдаются до конца. Рассказывали, что даже оставшись почти без армии и сторонников, он отказывался сложить оружие. Пожалуй, подобное могло бы вызвать уважение, если бы Лорас не знал, насколько гнилым, бесчестным человеком был Станнис на самом деле. Все его победы зиждились на лжи и предательстве. Все бы вышло по-другому, если бы однажды, в незапамятно давние дни, Баратеон решился на честный бой с собственным братом.
Лорас часто думал о том, каким бы стало неслучившееся будущее. Эти мысли были мучительны и ядовиты, но запретить их себе не выходило. Возможно, Лорас бы погиб, сражаясь за Ренли. Или же, напротив, прожил бы долгую жизнь, служа ему. Иной судьбы он не мог себе представить, да и не хотел. Без мыслей о Ренли не проходило ни дня.
Первое время Лорас хотел отомстить, умоляя Семерых дать ему шанс, один только шанс, который он ни за что не упустит. Но боги оказались глухи к молитвам. Станнис был осторожен, и вместо него умирали другие. Лорас был готов преследовать его до конца, но не смог оставить Маргери в Красном замке, среди чужих, завистливых людей, без защиты и поддержки. Безопасность сестры была важнее личных амбиций, и постепенно Лорас привыкал к мысли, что Станнис умрет своей смертью — или же в бою. Он ждал этого каждый день, предвкушая момент торжества.
Однако удача была на стороне Баратеона. На место ожидания постепенно приходило глухое, серое отчаяние — наверное, именно поэтому Лорас так ухватился за возможность отомстить лично, взяв Драконий Камень для Ланнистеров. Когда он уезжал, Маргери сказала: «Перестань терзать себя, брат, или все кончится дурно». Лорас и сам чувствовал это. Он как будто хотел, чтобы все завершилось поскорее, и чем хуже, тем лучше. Жизнь больше не имела ценности, и хотелось расстаться с ней, храбро и красиво.
Но боги снова не услышали его молитвы. Лорас выжил, вопреки всеобщей уверенности в обратном. Он помнил, как очнулся дома, в Хайгардене: в комнате удушливо пахло снадобьями и отцветающими розами, и на миг Лорас поверил, что таковым будет его посмертие. Это была самая спокойная и счастливая мысль за последние годы. Но вскоре послышались знакомые голоса, и горячего лба коснулась сухая морщинистая рука.
— Бабушка, — шепнул Лорас и открыл глаза.
Он провел в постели весь остаток войны. Тиреллы вовремя приняли сторону Таргариенов, и пока чудом спасшаяся из Королевской Гавани Маргери приходила в себя, Гарлан сражался, а Уиллас помогал отцу управлять землями, Лорас заново вспоминал, как ходить и держать меч. Силы возвращались медленно, и это раздражало: ему ужасно хотелось стать полезным. Хоть и изуродованным, но не обузой собственной семье. Однако все было напрасно — от сочувственных взглядов и собственной беспомощности было не скрыться. Лорас чувствовал себя чужим в собственной семье, и с каждым днем пропасть между ним и родными только ширилась.
В день, когда королева Дейнерис села на Железный Трон, Лорас принял решение уйти в Ночной Дозор и начать новую жизнь. Терпеть прежнюю не осталось сил. Семья приняла его решение остро: мать плакала, отец и братья недовольно хмурились, и только бабушка и Маргери смотрели на него с пониманием. Впрочем, и они явно надеялись, что это решение останется всего лишь словами. Лорас должен был стать первым Тиреллом, что решил присоединиться к Дозору. Когда-то, наверное, это стало бы почетным, но не теперь.
Когда Лорас уезжал, проводить его вышла только сестра. Леди Оленна так и не смирилась с потерей внука.
— Мы ведь встретимся еще? — тихо спросила Маргери.
— Обязательно, — соврал Лорас. — Когда-нибудь я приеду набирать рекрутов, а вы уж постарайтесь оставить для меня людей получше.
Маргери грустно улыбнулась, и стало ясно, что она не поверила ни единому слову брата. Через пару месяцев после отъезда до Лораса дошли добрая весть о том, что сестра снова в Королевской Гавани — блистает при дворе, — и, кажется, новая королева души в ней не чает.
Черные братья приняли Лораса на удивление хорошо: людей, умеющих обращаться с мечом, недоставало, хоть и угроза нападения Иных временно отступила. Никто, впрочем, не знал, сколько продлится затишье. Драконье пламя уничтожило немало нежити, но сколько еще ее осталось, не могли сказать даже мейстеры в Цитадели. Пока что все силы были брошены на восстановление изрядно пострадавшей Стены и подготовку людей к новой войне.
Лорд-командующий, совсем молодой парень с рано поседевшими висками, назначил Тирелла мастером над оружием. Учить новобранцев Лорасу нравилось. Не все из них были достаточно сообразительными и способными, но некоторые по своим задаткам вполне могли стать рыцарями.
Пожалуй, Лорас считал себя счастливцем: боги забрали у него красоту, но оставили способность сражаться. И теперь, глядя на то, как Станнис высокомерно посматривает на черных братьев, Лорас понял вдруг, почему его прежние молитвы не были услышаны, отчего он все еще жив. Это незаконченное дело следовало завершить своими руками, а не чужими.
Дейнерис поступила мудро, заменив казнь ссылкой в Ночной Дозор. Станнис Баратеон не должен был умирать от руки безвестного палача, он не заслужил такой милости. Лорас сам убьет его. Он отомстит за своего короля, и тогда боги наконец-то дадут ему уйти.
Неожиданно Станнис поднял взгляд и пристально посмотрел на галерею, где стоял Лорас. В его глазах не мелькнуло ни тени узнавания: хмурый калека с обожженным лицом вовсе не был похож на цветущего юношу.
«Ничего страшного, — Лорас улыбнулся своим мыслям. — Я напомню тебе мое имя».
Впервые за долгие годы в его жизни появился смысл, и тусклый мир стал чуточку ярче.
Джон
Когда-то давно Джону Сноу снились яркие, пугающе реальные сны. В них он превращался в волка, преследовал добычу и просыпался с привкусом крови во рту. Теперь же каждое утро Джон заново вспоминал, как его зовут и кем он является. Ему больше не снились погони и охота — только серый, вязкий туман. Потерянный, Джон бродил в нем без цели, а потом резко открывал глаза и понимал, что больше не спит, а за окном понемногу светает. Солнце на Севере было бледно-желтым, и оттого весь мир казался подернутым сизой дымкой, почти как во сне.
Иногда Джон сомневался в том, что на самом деле просыпается. Мелисандра утверждала, что так и должно было случиться: нельзя умереть и вернуться в мир живых без последствий. Часть души остается навсегда запертой в царстве теней, и ничто не способно вызволить ее.
Порой Джону становилось интересно, где же сейчас Мелисандра. Она исчезла почти сразу после его чудесного воскрешения, и никто ее больше не видел. После особенно тяжких пробуждений ему нравилось думать, что красная жрица сама застряла в царстве теней.
С какой-то стороны жизнь Джона стала куда легче. Все нынешние обитатели Черного замка, и дозорные, и одичалые, неприкрыто боялись его и беспрекословно слушались. И дело было не в том, что сразу же после своего воскрешения Джон бестрепетно казнил всех зачинщиков бунта. На его месте так поступил бы любой. Людей пугало, что он смог победить смерть. Некоторые верили, что Джон теперь умеет превращаться в туман, читать мысли и вселяться в животных. Разговоры стихали, стоило ему выйти во двор.
Странно, но это совсем не задевало: к окружающим он испытывал только равнодушие. Даже к друзьям, даже к Сэму, который хотел бросить свое обучение и вернуться на Стену, едва узнав о случившемся. На это Джон ответил холодным письмом, запретив Сэму появляться в Дозоре до тех пор, пока тот не выкует свою мейстерскую цепь.
Единственным, кто вызывал хоть какие-то эмоции, остался его стюард. Он, кажется, так и не понял до конца, что Джон воскрес совсем не таким, как прежде, — а может, просто делал вид. Когда Джон провалился в черное беспамятство, Атлас храбро сражался с мятежниками вместе с горсткой верных братьев и одичалыми. Но сражались многие — однако именно стюард стал первым, кого Джон увидел, воскреснув. Мелисандра рассказала потом, что упрямец отказался уходить и сидел у постели лорда-командующего долгие часы, по мере сил помогая или просто следя, дышит ли еще раненый. Наверное, поэтому благодарность была самым ярким и теплым чувством из тех, что испытывал Джон.
Каждое утро Атлас приносил ему скудный завтрак — еду следовало беречь, никто не знал, когда закончится зима, — и без умолку болтал о всякой ерунде. Местные сплетни, новости из Королевской Гавани, какие-то дурацкие истории — в ход шло все, чтобы развеселить Джона. Атлас так явно старался угодить, что проигнорировать не выходило при всем желании.
— Спасибо, — Джон мучительно вспоминал, как полагается улыбаться. — Все очень вкусно.
— Серьезно? — Атлас ухмылялся в ответ. — Рад, что этот черствый кусок хлеба тебе по душе.
Рядом вертелся Призрак, осыпая все белой шерстью, и в эти краткие утренние минуты Джон чувствовал себя живым и почти что целым.
Утро, когда привезли новобранцев, среди которых был Станнис Баратеон, вышло скомканным. У Джона не было времени на болтовню, и он довольно грубо оборвал Атласа — впрочем, тот, кажется, не обиделся. На заботы о вновь прибывших ушла добрая половина дня. Станнис держался особняком, но всем распоряжениям подчинялся послушно. Искоса поглядывая на него, Джон пытался понять, что именно испытывает по отношению к несостоявшемуся правителю Семи Королев. Это стало его любимой забавой — угадывать, что чувствовал бы на его месте тот, кем он был раньше, до смерти. Подумав, Джон решил, что ему жаль Станниса. Пожалуй, из него вышел бы не самый плохой король. Временами Станнис был упрямым и несговорчивым, но представления о чести и справедливости у него имелись.
Однако и Дейнерис была ничем не хуже. Ей удалось то, что не получилось у других, — прекратить войну между людьми. Теперь единственным оставшимся врагом были Иные, да и те, чувствуя близкое присутствие драконов, затаились. В древней легенде говорилось, что для окончательной победы над ними у трех драконов должно быть три всадника. Пока что имелось лишь два: сама Дейнерис и Тирион Ланнистер, ее советник. После своего воскрешения Джон помнил свои беседы с острым на язык карликом весьма смутно, как и многие другие события своей жизни. Но все равно он был рад за Тириона. Рад, что тот выжил.
Пожалуй, надо было написать королеве и поблагодарить ее за новобранцев. То, что их отправили именно в Ночной Дозор, следовало счесть проявлением особой милости. Стена оставалась единственным рубежом, отделяющим мир живых от Иных, но люди сейчас требовались всюду, не только здесь.
Откровенно говоря, Джон никогда не умел писать благодарственные письма, однако препоручить эти заботы было некому. В конце концов он написал короткое вежливое послание и пошел в птичник. Вечером могла начаться метель, и следовало отправить письмо как можно раньше.
***
Теон Грейджой кормил птиц. В отсутствие Сэмвелла Тарли ему было поручено помогать мейстеру и следить за воронами. Ни на что другое он все равно не был годен.
Время от времени Джон замечал, с какой тоской Грейджой смотрит на упражняющихся в стрельбе лучников, и в очередной раз не мог понять, что чувствует по этому поводу. С одной стороны, полагалось испытывать злорадное торжество: Теон принес немало бед семье Старков и заслужил все, что с ним случилось. Но, с другой стороны, Джон давно забыл, как это — злиться по-настоящему. Он не хотел мстить Грейджою. В Винтерфелле снова сидели Старки: Санса и Рикон, живые и невредимые, разными путями вернулись в разрушенный дом. Теон же навеки остался полуживой тенью прежнего себя, и это было достаточной карой, Джон знал это по своему опыту.
— Седьмое пекло! — выругался Теон, когда один из воронов, недовольный количеством корма, клюнул его в руку.
— Что, тебя обижают вороны, Грейджой? — Джон чуть приподнял уголки губ. Все называли Теона Перевертышем, но он предпочитал использовать фамилию. Это будило воспоминания о прошлом, и, как ни странно, они были приятны.
— Клюются, — Теон неловко убрал руки за спину. Он явно все еще не совсем понимал, как держаться перед Джоном. — Зашел, чтобы отправить письмо, лорд-командующий?
— Да. Какой из этих воронов самый быстрый?
— Этот, — Теон указал на самую большую черную птицу. — Злющая кусачая тварь, но сообразительная.
— Давай я сам привяжу письмо. Меня не клюнут.
Джона птицы не трогали: как и люди, они будто чувствовали исходящую от него опасность.
— Слышал, Станниса привезли, — молчание явно было неуютным, и Теон пытался заполнить его пустой болтовней. В чем-то они с Атласом были на удивление похожи.
— Да, — Джон кивнул. — Желаешь с ним увидеться?
— Пожалуй, нет, — на потрескавшихся губах мелькнула ухмылка. — Вдруг он изменит свое решение и все же казнит меня.
Повинуясь своим странным представлениям о милосердии, Станнис позволил Теону уйти на Стену. Возможно, он решил, что тот страдал достаточно, — или же просто не захотел таскать с собой такую обузу. Как бы то ни было, северные лорды были в ярости, и части своих сторонников Станнис лишился. Джон однажды размышлял, как поступил бы на его месте, и пришел к выводу, что ровно так же.
— Он не казнит тебя, — негромко сказал Джон. — Здесь у него нет власти.
— Я знаю, — Теон посмотрел на него странно. — Так, смеюсь.
Раньше Грейджой любил смеяться, вспомнилось вдруг Джону. Теперь он обычно лишь криво ухмылялся, не размыкая губ: из-за выбитых зубов его улыбка выглядела пугающей.
— Думаю отправить его в Восточный Дозор у моря, — неожиданно поделился Джон. — Так что не беспокойся, вы не встретитесь.
— Не хочешь оставить его здесь?
— В Черном Замке достаточно людей, а у моря как раз не хватает толковых.
— И то верно. Так будет лучше, — Теон помолчал. — Знаешь, в замке есть парень, мастер над оружием. Лорас Тирелл. У него к Станнису особый счет. Это я к тому говорю, чтобы ты знал.
Джон задумался: кажется, он смутно припоминал эту историю. У Станниса был брат, младший, и Лорас был его оруженосцем. Потом брат умер, и как будто именно Станнис был в этом виноват. Или все не так?.. Джон потер виски. Воспоминания ускользали от него, скрывалась в сером густом тумане из снов.
— Позволишь вопрос, лорд-командующий? — Теон смотрел на него внимательно, не мигая.
— Что, Грейджой?
— Когда ты понял, что вернулся не целиком? Сразу или постепенно?
Сердце тяжело забилось в груди, голова закружилась. Джон не знал, что кто-то на самом деле понимает суть с ним произошедшего. Его считали нежитью, даже Иным называли, но не вернувшимся наполовину. Теон оказался первым, кто обозначил это с пугающей точностью.
— Как ты догадался?
— Один мертвец всегда узнает другого, — Теон улыбнулся, показывая разбитые зубы. — Так сразу или постепенно?
— Не знаю, — Джон помолчал. — Сразу, наверное. А ты…
«Ты знаешь, как можно все вернуть?»
— Никто, кроме меня, не знает, — проговорил Теон. — Разве что твой стюард, но он не верит… Думает, что тебя еще можно спасти.
— А на самом деле? — Джон уже знал, что услышит.
— На самом деле — нельзя.
Станнис
Станнис узнал младшего Тирелла сразу, как только увидел. Ожоги изменили его некогда красивое лицо, но не до неузнаваемости: на галерее стоял именно Лорас, ошибки быть не могло. Глядя на него, Станнис вспомнил их первую встречу. Это случилось в Королевской Гавани. Стоял удушливый полдень, под испепеляющими солнечными лучами кудри Лораса казались золотистыми, а руки Ренли, что путались в них — дочерна смуглыми. Станнис сам не знал, зачем наблюдает за их ласками. Это не было отвратительным или стыдным, скорее, просто непонятным. Как можно любить кого-то настолько неподходящего, не боясь осуждения? Станнис не понимал этого ни тогда, ни теперь. Но заразительное ощущение чужого искрящегося счастья почему-то засело в памяти, и тот далекий летний день воскрес перед глазами, словно наяву.
Забавно, но все эти годы Станнис вовсе не вспоминал о нем. Не боялся мести, не размышлял, что же стало с Тиреллом после смерти Ренли. Он знал о штурме Драконьего Камня, но тогда это казалось неважным. Только Железный Трон имел значение.
И вот оба они здесь, потерявшие все. Интересно было бы спросить, за что именно сюда сослали Лораса — не мог, никак не мог тот сияющий золотой мальчик отправиться в пожизненную ссылку на Север добровольно. Кажется, его семья вовремя приняла нужную сторону, и причин для такого сурового наказания не было.
Станнис понимал, что и Лорас, несомненно, узнал его тоже. В его темных глазах не было ярости и ненависти, только спокойное, сдержанное желание уничтожить того, кто отобрал все. Пожалуй, теперь Станнис вполне понимал это желание. Наверное, так же и он смотрел на Дейнерис, когда та даровала помилование ему и всей его семье. Селисе и Ширен разрешено было остаться при дворе, Станнис же отправился на Стену. Любой другой, наверное, был бы счастлив такому исходу, но он слишком хотел умереть. Даже успел представить, как это случится: зимние сумерки, толпа людей, желающих посмотреть на казнь мятежника, острый меч палача — или, может, вместо меча будет драконий огонь? Узнать это Станнису не довелось: в тот же день его отослали в Ночной Дозор. Дейнерис точно боялась передумать и все-таки казнить поверженного в борьбе за престол соперника.
Давос хотел отправиться на Стену вместе с ним, но Станнис запретил.
— Позволь мне сделать для тебя хоть что-то, сир, — он положил руку на теплое плечо и крепко сжал. — Королева помиловала тебя, потому что Старки просили об этом, так поезжай в Винтерфелл. Ты вернул Рикона и будешь там желанным гостем. Помоги восстановить замок, поддерживай Старков словом и делом — как поддерживал меня все эти годы. Они достойные люди и отблагодарят тебя. Я же должен понести свое наказание сам.
Давос хотел было что-то ответить, но Станнис не стал слушать. Он ушел так быстро, как только позволяли приличия, и не дал себе усомниться в своем решении.
С семьей Станнис даже не стал прощаться: смотреть на дочь, которую он подвел, было слишком больно. Утешало, что Дейнерис не оставит Ширен и рано или поздно подыщет ей партию, соответствующую происхождению. Тихая и добрая девочка явно пришлась ей по нраву. Но королевой Ширен уже не стать никогда, и это было целиком и полностью виной Станниса.
***
Всю долгую дорогу на Север Станнис размышлял о случившемся и никак не мог поверить, что все закончилось. Что больше не будет ни битв, ни борьбы, ни возможности получить свое по праву. Да и право это после возвращения на трон Таргариенов стало куда как более зыбким: драконья династия издревле правила страной, и в сравнении с ними узурпаторами казались уже Баратеоны.
Впервые в жизни Станнис проиграл окончательно и бесповоротно. Почему-то особенно неприятно было думать о встрече с Джоном Сноу. Пусть из врожденного благородства тот ни за что не скажет ничего, что могло бы задеть, его глаза скажут все вместо слов, растравлял себя Станнис… Когда-то он приехал на Стену королем. Теперь — бесправным преступником, и чудо, что не в кандалах. Пожалуй, смерть, пусть и не в бою, стала бы менее унизительной.
Однако все вышло совсем не так. Джон Сноу изменился; Станнис знал, через что ему пришлось пройти, но не предполагал, что все окажется настолько неправильным. Джон смотрел на него равнодушно и спокойно, без жалости или скрытого торжества, и это отчего-то задевало.
— Вы отправитесь служить в Восточный Дозор, — не предполагающим возражения тоном сказал Джон. — Там много работы, но вы справитесь. Это наш единственный порт, и необходимо поскорее привести его в надлежащий порядок. Уедете, как только принесете обеты. Желаете принести их перед ликом Владыки Света?
— Нет, — Станнис на миг вспомнил красную жрицу, пропавшую почти сразу после воскрешения Сноу. Если бы он не связался с ней, его судьба стала бы иной. — Я принесу свои обеты в септе.
— Хорошо, — выражение лица Джона нисколько не изменилось. — Я рад, что вы остались живы. Нам в Дозоре нужны такие люди.
«Такие — это сломанные и потерявшие все?» — хотелось спросить Станнису, но он смолчал. Ответ был слишком очевиден: в последние годы Дозор стал прибежищем именно для потерянных всех мастей.
Здесь служил Грейджой, которого Станнис помиловал по какой-то нелепой прихоти.
Здесь были прощены все грехи сотням убийц, насильников и воров.
Здесь бывшую шлюху мужского пола возвысили до личного помощника лорда-командующего.
Здесь был Лорас Тирелл, готовый нарушить все обеты и всадить Станнису нож в спину. Как ни странно, эта перспектива совсем не пугала, а, скорее, радовала. Месть — достаточно благородная причина для смерти. Лучшая из всех, что заслужил Станнис.
Опустившись на колени в септе и твердя заученные слова — древние, похожие на заклинание, — Станнис молил богов, чтобы бесконечное унижение, в которое превратилась его жизнь, наконец-то закончилось.
— Слушайте мою клятву и будьте свидетелями моего обета, — голос Станниса сливался с десятками голосов. — Ночь собирается, и начинается мой дозор. Он не окончится до самой моей смерти…
«Надеюсь, она не заставит себя ждать».
Лорас
Все последующие дни были заполнены одной мыслью, безумной и навязчивой. Она крутилась в голове на разные лады, не отпуская ни на миг.
«Станнис здесь. Убей его. Этот шанс ты не должен упустить. Убей его. Он здесь. Совсем рядом. Он не узнал тебя. Убей его. Убей, и тогда все закончится. Убей».
С самого утра и до позднего вечера Лорас наблюдал за Станнисом. За тем, как он ел, пил, беседовал с лордом-командующим, стоял на самой высокой точке Стены, глядя вдаль. Смотрел, как Станнис приносил свои обеты в замковой септе — опустившись на колени, прикрыв глаза и низко склонив голову, точно на плаху. Эта ассоциация понравилась Лорасу, и он живо представил, как заносит меч и рубит Станнису голову одним ударом. Можно было, конечно, рубить медленно, чтобы тот дольше промучился, но эта идея показалась недостойной. Лорас подарит Станнису быструю смерть, хоть он ее и не заслужил. Вот только каким именно способом осуществить задуманное, Лорас пока не знал.
По ночам Лорасу снилось, как он всаживает нож Станнису в живот и руки обагряет горячая темная кровь. Иногда вместо ножа в руке был яд, и Лорас скармливал его насильно, а потом с наслаждением наблюдал, как Станнис задыхается. Но самым приятным был другой сон. В нем Лорас вызывал Станниса на бой, и они дрались — яростно, насмерть. Станнис казался достойным противником, но Лорас был ловчее и быстрее. Победа всегда оставалась за ним, и в момент, когда острие его меча упиралось в горло поверженного врага, Лорас чувствовал себя почти что счастливым. За спиной рукоплескали зрители. Лорас почему-то знал точно — Ренли сидел среди них. Все происходило словно наяву. Но потом Лорас вдруг понимал, что будто смотрит на себя со стороны, что лицо его выглядит совсем юным и гладким, а на плечах — плащ всех цветов радуги. Он просыпался, так и не успев обернуться.
Открыв глаза, Лорас обыкновенно еще некоторое время раздумывал о том, что так и нужно сделать. Вызывать Станниса на бой, победить и всадить в него меч поглубже. Так, чтобы сразу насмерть. Выставить это случайностью, разумеется, не выйдет, однако этого и не нужно. Пусть его казнят, после смерти Станниса это будет уже неважно. Лорас выполнит свой долг и уйдет с честью. О таком подвиге не сложат песню и не расскажут детям, но зато его совесть будет чиста. Жизнь слишком давно перестала быть песней, и глупо было бояться осуждения и позора. Лорас опасался лишь одного — того, что его месть слишком задержалась. Возможно, боги устали ждать, не примут его жертву и не позволят встретиться с Ренли там, где все оказываются после смерти.
Если, конечно, это «там» существует.
Как бы то ни было, мысли о скором возмездии казались чуть ли не слаще самой мести, и Лорас слишком увлекся ими. В день, когда он наконец-то решил перестать мечтать и покончить со всем, Станнис опять ускользнул — уехал куда-то почти сразу после принесения обетов. Стоя у ворот, Лорас мог теперь лишь бессильно смотреть, как Баратеон и его немногочисленные спутники исчезают в утренней дымке. Глаза слезились от слишком белого снега — а может быть, от ненависти к себе.
— Куда они направляются? — спросил Лорас у одного из дозорных, что стоял рядом.
— В Восточный Дозор, что у моря, — был ответ.
Лорас прикрыл глаза. Он не мог поверить, что снова упустил свой шанс, который вполне мог оказаться последним. Вряд ли ему будет позволено покинуть свое место службы, да и Станнис не появится здесь в ближайшее время: говорят, в Восточном Дозоре много забот.
— Это к лучшему, — негромко сказал кто-то за плечом.
Лорас вздрогнул от неожиданности и резко обернулся: перед ним стоял Перевертыш. Обычно он передвигался весьма шумно, но Лорас настолько увлекся, что не услышал его шагов. Перевертыш вроде как был изгоем — его историю знали все, о нем первым делом рассказывали новобранцам. Но удивительным образом именно он сумел найти с Лорасом, так ни с кем из братьев и не сблизившимся, общий язык. Их общение могло бы показаться дружеским — если б кто-то из них был еще способен на подобные чувства.
— О чем ты говоришь?
— О том, что Станнис уехал, — Перевертыш пристально посмотрел на него. — Если бы он здесь остался, ты бы попытался его убить. Строил бы планы, выдумывал бы метод получше, а в итоге просто пырнул бы его ножом. За это бы тебя непременно казнили. Ты хороший мастер над оружием, будет жалко тебя потерять.
Во рту стало сухо от нехорошего предчувствия.
— С чего ты решил, будто знаешь, что я, — начал Лорас и запнулся на полуслове, — будто знаешь, что у меня на уме?
— Так ты сам мне и выболтал, — на лице Перевертыша появилось крайне довольное выражение. — Забыл, что ли?
— Я не… — Лорас потер переносицу. Он и в самом деле почти не помнил, что нес в тот вечер. Было ужасно холодно, они с Перевертышем сидели у печи в общем зале и пили какую-то редкостную дрянь, по ошибке называемую элем. Было поздно, и вскоре они остались совсем одни. Постепенно становилось теплее, и слова давались легче. Перевертыш все больше молчал, а вот Лорас, вопреки привычке последних лет, разговорился. Кажется, сначала он рассказал о Ренли, совсем все рассказал, без утайки. Почему-то ему казалось, что Перевертыш если и не поймет его, то не станет осуждать. О чем Лорас говорил потом, вспомнить было непросто. Кажется, он твердил, как заведенный: «Ты же никому не скажешь? Пообещай, что никому не скажешь». О чем именно никто не должен был узнать, Лорас мог лишь догадываться. Вполне возможно, о том, как сильно он мечтает отомстить Станнису, и если бы ему только представился шанс…
— Вижу, что вспомнил, — Перевертыш помолчал и прибавил едва слышно:
— Так вот, мой тебе совет: забудь обо всех этих глупостях. Только себе хуже сделаешь. Даже если ты убьешь его, легче не станет. Тут уж разве что самому умереть… но этого никому не хочется.
— Мне хочется, — отозвался Лорас. Он с трудом осознавал, что именно чувствует в этот момент. Кажется, что-то похожее на смесь злости и отчаяния.
— Никому не хочется, — строго повторил Перевертыш. — Подумай над моими словами.
Он отвернулся и поковылял прочь.
Станнис
Восточный Дозор напоминал Штормовой Предел — и одновременно был совсем на него не похож. Как и в родовом замке, здесь без конца дул сильнейший морской ветер. Старые стены этой крепости тоже издавали бесконечный гул, и по ночам казалось, будто по замку бродят неупокоенные души тех, кто жил здесь прежде. В детстве Станнис очень боялся этого угрожающего гудения, но ни разу не признался в этом родным. Он решил, что должен быть стойким и бесстрашным, как Орис Баратеон, что сражался бок о бок с самим Эйгоном Завоевателем. Какими глупыми сейчас казались эти детские фантазии…
Однако в Штормовом Пределе бывали и ясные, погожие дни. Даже зимой солнце иной раз пробивалось сквозь густые серые тучи и грело каменистую землю. В Восточном Дозоре такого не случалось: ветер не утихал, снег, в теплые дни переходящий в колючий ледяной дождь, не прекращался целыми неделями. Хуже было только под стенами Винтерфелла, где за плотной белой пеленой легко могла спрятаться целая армия врагов, а от мороза немел язык. После этого любая непогода казалась всего лишь пустяком, хоть и весьма досадным.
Гарнизон в Восточном Дозоре имелся небольшой, всего-то человек триста. От войны постройки пострадали достаточно, но в гораздо меньшей степени, чем Черный Замок. Когда Станнис прибыл, восстановление разрушенных построек вошло в завершающую стадию, ему оставалось только следить за процессом. При нынешнем числе людей о другом и мечтать не стоило. В будущем, когда весна все же настанет, Станнис планировал бросить силы на постройку кораблей и восстановление порта. Раз уж боги вновь сохранили его жизнь, в ней должен быть какой-то смысл. И пусть править предстоит не королевством, а горсткой усталых людей, постараться стоило.
Если рассуждать иначе, проще шагнуть со скалы прямо в море.
По вечерам, слушая бесконечный рокот волн за окном, Станнис размышлял, что именно помешало Лорасу Тиреллу убить его. Прошло уже почти три недели с тех пор, как они виделись в последний раз, но он не мог перестать думать об этом. Было непонятно, что двигало Лорасом, зачем тот молча наблюдал, не предпринимая никаких действий. Станнис уже смирился со своей неминуемой смертью, бессчетное количество раз представляя, как именно будет убит. Ему даже снилась холодная сталь у горла и голос, шепчущий: «Каким будет твое последнее слово?»
Но Тирелл медлил. То ли не мог избрать верный способ, то ли опасался наказания. В последнее, впрочем, не больно-то верилось. У Тирелла было лицо человека, готового на все, такого бы не остановил мелочный страх. Да и терять, кажется, ему было уже нечего.
Еще одну вещь Станнис никак не мог взять в толк: как можно было полюбить такого пустого человека, как Ренли? Младший брат умел лишь красиво улыбаться да разбираться в цветных тряпках, но Лорас, очевидно, видел в нем что-то большее, раз был готов мстить даже спустя годы.
В последний день перед отъездом Станнис боролся с желанием прийти к Тиреллу и униженно попросить:
— Убей меня.
Только очевидное малодушие подобного шага удержало его. В своих мыслях Станнис видел, как в ответ на такое предложение Тирелл кривит губы и смотрит не с ненавистью, а с презрением. Почетно умереть в схватке с врагом или убить достойного противника, но в смерти, дарованной из жалости, нет никакого благородства.
Несмотря на все случившееся, Станнису хотелось уйти, сохранив хотя бы остатки своей изрядно потрепанной чести. Уйти так, чтобы Ширен не пришлось стыдиться отца.
Ветер за окнами каждую ночь завывал все сильнее, и, мучаясь от бессонницы, Станнис пытался решить, что следует ответить, когда — если — Тирелл спросит однажды, замахнувшись мечом: «Каким будет твое последнее слово?»
Пожалуй, вернее всего будет промолчать. Станнису нечего было сказать, да и некому. Просить прощения казалось глупостью — он не чувствовал в своем сердце искреннего раскаяния. Порой он ошибался в методах, но никак не в целях и средствах. Но Тирелл, которого Станнис сам себе выдумал, ждал ответа.
— Делай то, что должен, — скажет он и закроет глаза, чтобы лучше запомнить свист меча, перерезающего воздух.
Этот звук станет последним из тех, что Станнис услышит в своей жизни.
***
— Холодно становится, — говорили дозорные, вглядываясь в чернеющее море. — Не ровен час, Иные снова вернутся.
Станнис не замечал особенных изменений в погоде: разве только снег шел чуть гуще да мороз слегка усиливался. Но зимой это было обычным делом даже на Юге, что уж говорить о самом Севере. В столь скорое возвращение Иных — кажется, чуть больше полутора лет прошло, — он совсем не верил, но на всякий случай просчитывал варианты обороны. Если мыслить трезво, то с таким количеством людей, пусть и вооруженных драконьим стеклом, на удачный исход дела можно было не надеяться. Дейнерис и ее драконы, разумеется, придут на помощь в случае серьезной беды, однако до этого времени нужно было еще продержаться и самим не превратиться в нежить.
Но, как бы то ни было, без боя они не сдадутся.
Станнис не упустит последнюю возможность умереть с честью.
Джон
Погода портилась с каждым днем. С утра и до самого вечера в воздухе висел плотный белый туман, в котором можно было заблудиться. Дул ледяной ветер — по-настоящему ледяной и пронизывающий. Небо почти не светлело, и казалось, будто настала Долгая Ночь. Та самая, о которой в детстве рассказывала сказки Старая Нэн. В которую вся нечисть проснется от многовекового сна и бросит вызов миру людей. Когда-то Джон всерьез боялся этих историй, и Грейджой — тот, что теперь куда охотнее разговаривал с воронами, чем с людьми, — смеялся над ним.
Часовые, кутаясь в теплые плащи, шептались, что Иные идут, и их дыхание замораживает мир людей. Джон уже давно не ощущал холода, но почувствовал приближение врага прежде других. Старые раны заболели так, будто снова раскрылись, а мутные серые сны окончательно стали неотличимы от яви. Все больше времени и сил требовалось, чтобы проснуться, открыть глаза и приступить к ежедневным обязанностям.
Тогда, в первую после воскрешения битву с Иными, Джон чувствовал нечто схожее, но терпеть было легче. То ли потому, что в то время он еще не понял до конца, насколько сломанным вернулся, и жил надеждой на лучшее, то ли магия Мелисандры была сильнее, чем теперь.
Однако никто не должен был узнать о его состоянии. Подвести братьев Джон не мог — обязанности лорда-командующего следовало исполнять каждый день. Так, будто он еще жив. Для обороны Черного Замка людей должно было хватить; у Сумеречной Башни и Восточного Дозора ситуация была сложнее, но и они выстоят. Если атаковать будут малыми силами, вполне возможно продержаться и небольшому гарнизону. Если же будет как во время войны, останется только уповать на быструю помощь королевы.
***
В последнее время Джон старался ложиться спать пораньше. Так он меньше тратил силы на притворство — изображать живого оказалось весьма тяжело. Но Атлас отказывался оставлять его в покое, цепляясь за малейшую причину остаться. Он почти не лез с разговорами, но по его собранному виду было очевидно, что эта сдержанность дается ему с трудом.
Терпение Атласа закончилось одним вьюжным темным вечером.
— Ты бледен, лорд-командующий, — заметил он, вороша дрова в печи. — Тебе нехорошо?
От одного его взгляда, грустного и понимающего, на душе сделалось тягостно.
— Уходи, — Джон вытянулся на кровати и прикрыл глаза: от света они сильно болели. — Оставь меня одного, я хотел бы выспаться.
Вопреки обыкновению, стюард не повиновался.
— Уйду, только позволь сказать тебе кое-что сначала.
— Я же просил тебя…
— Это не займет много времени. Просто послушай. Я хочу рассказать тебе кое-что… Кое-что о тебе.
Атлас сел на краешек стула, и Призрак тут же положил свою голову ему на колени. Джон нахмурился: даже собственный лютоволк предпочитал общество других. Неужели в нем настолько мало осталось от человека, которым он был когда-то?
— Когда ты умер, — голос Атласа чуть дрогнул, — Мелисандра сказала, что не сможет вернуть тебя. Что ты ушел уже слишком далеко и не откликаешься на ее зов.
Джон приподнялся на кровати: так вышло, что он не полюбопытствовал о подробностях своего воскрешения. Сначала было не до разговоров, а потом стало уже неважно. Неинтересно, если быть честнее.
— Но я попросил ее, — продолжил Атлас, поглаживая теплую мягкую шерсть лютоволка. — Очень попросил, чтобы она еще раз попыталась вернуть тебя.
История принимала нехороший оборот, и Джон боролся с желанием поторопить рассказчика, чтобы поскорее узнать все до конца.
— На второй раз ей все удалось, ты вернулся. Но потом, — Атлас сглотнул; его пальцы дрожали, — потом Мелисандра сказала, что это ненадолго. Что ты умрешь, когда Иные придут в последний раз.
Призрак издал недовольный урчащий звук — наверное, Атлас слишком сильно оттянул его шерсть.
— В последний раз?.. — бессмысленно повторил Джон.
— Так она сказала, — Атлас поднял на него большие темные глаза. — Я решил, что она ошиблась. До сих пор так считаю. Я не хотел тебе ничего рассказывать, но заметил, как ты слабеешь, и…
— И решил порадовать меня известием о скорой смерти? — Джон хмыкнул. Эта перспектива не слишком пугала его. — Спасибо, я оценил.
— Нет! Я не поэтому…
— Мелисандра сказала что-нибудь еще? — вдруг спросил Джон.
— Я не помню, — Атлас покачал головой. — Я был… Я вообще не помню, что было тогда.
Сердце неприятно сжалось: до Джона словно бы долетел отголосок той боли и отчаяния, что испытывал Атлас, умоляя красную жрицу о милости.
— Прости меня, — твердил тот, как заведенный. — Прости, я просто хотел спасти тебя и не видел другого способа.
— Что именно она сделала, ты запомнил? — проговорил Джон мягче.
Атлас покачал головой:
— Она запретила мне смотреть. Сказала, что от меня требуется только немного крови, — он закатал рукав и показал воспалившийся шрам. — Тогда разрез затянулся у меня на глазах, а несколько дней назад появилось это. Думаю, это значит, что Иные совсем рядом.
Джон взглянул на припухшую розовую отметину, такую яркую на смуглой коже, и почувствовал острый стыд. Он не просил этой жертвы и вовсе не желал ее. Никто не должен был страдать от его решений, только он сам.
— Зачем ты это сделал? — тихо спросил Джон. — Одни боги знают, что это была за магия и как ты теперь…
— Любой из тех, кому ты дорог, на моем месте поступил так же, — Атлас чуть приподнял уголки губ. — И Сэм, и Эдд, и Тормунд, и даже Перевертыш, наверное, — он помолчал. — Мне очень хотелось, чтобы ты жил. И неважно, что станет со мной.
Джон вспомнил свои сны, тяжелые пробуждения и полное равнодушие к окружающей жизни. Неужели за это стоило жертвовать свою кровь и идти на сделку с темными, неведомыми силами?
— Ты понимаешь, что это не жизнь?
— Это лучше, чем смерть, — упрямо сказал Атлас. — Ты справишься. Я помогу. Мелисандра могла ошибиться, она ведь много ошибалась…
«На этот раз не ошиблась, — мысленно ответил Джон. — И больше я не позволю жертвовать чем-либо ради меня».
— Только не вини себя, — Атлас как будто прочел его мысли. — Может быть, в конце ты один спасешь всех нас. Совсем как в сказке.
Джон хотел было ответить, что все это глупости, что нет и не может быть такого героя, что сказки совсем не похожи на жизнь. Но и умирать просто так после всего, что для него сделали, казалось до крайности бесчестным. Поэтому Джон улыбнулся, как уж умел, и сказал:
— Отчего нет? Вполне может быть.
Поколебавшись, Атлас тоже улыбнулся в ответ.
Лорас
Снежная буря не прекращалась много дней подряд. Лорас уже знал, что сильная непогода считалась предвестником прихода Иных, но те все не появлялись. Было что-то завораживающе жуткое — и одновременно утомительное в этом бесконечном ожидании невидимого врага.
Из любопытства Лорас однажды спросил - что, если это просто снег и ветер? На него тогда посмотрели очень странно, почти с осуждением, и ничего не ответили. Только кто-то хрипло шепнул: «Твои-то слова да старым богам в уши».
Непогода вносила изменения в привычную рутину: теперь вместо тренировок братья разгребали снег. Его намело столько, что во двор стало не выйти. Время от времени уборка перетекала в азартное перебрасывание снежками. Выросший на Юге, Лорас прежде и не подозревал, что меткое кидание холодными мокрыми комками снега способно подарить столько веселья. Или все дело было в том, что сковывающее всех напряжение несколько спадало только на время дурацкой игры? Непросто думать о грядущей войне и вовремя уворачиваться от летящего прямо в лоб снежка!
Быстроты реакции Лорасу всегда было не занимать, но на стороне его соперников был опыт, и битвы выходили захватывающими, не хуже иных турнирных сражений. Даже ранения иной раз случались: одичалому Бену рассекли бровь ледышкой, а сам Лорас ушиб колено, поскользнувшись. Но эти мелкие происшествия нисколько не уменьшали острой, пьянящей, полузабытой радости. Она затмевала все, даже неотвязные мысли о Станнисе и в очередной раз упущенной возможности отомстить. В последнее время Лорас и без того запрещал себе думать об этом, чтобы не сойти с ума ненароком, но по-настоящему забывался, только дурачась.
В детстве было так же: беготня с Маргери наперегонки по петляющим коридорам замка избавляла от всех печалей.
Однажды посмотреть за игрой в снежки вышел сам лорд-командующий. По его бледному, лишенному всякого выражения лицу было неясно, то ли он хочет прекратить эту глупость, то ли еле сдерживается, чтобы не присоединиться.
«Он ведь совсем молодой, — вспомнилось вдруг Лорасу. — Даже младше меня».
Это ненужное наблюдение стоило ему порции снега за шиворот: зазевавшихся карали строго.
Еще некоторое время лорд-командующий наблюдал за происходящим, а затем резко отвернулся и ушел, никем, кроме Лораса, не замеченный. Это было к лучшему: братья опасались сердить его и даже говорили присутствии тише, когда он проходил мимо. Только раз Лорас слышал, как кто-то сказал:
— Что ни говори, когда Джон живой был, все легче казалось!
Но на болтуна мгновенно напустились, и впредь он помалкивал.
Сам Лорас втайне полагал, что лорд-командующий и не умирал вовсе. Просто был сильно ранен, а остальное сплетники додумали. Он на своем опыте знал, как сильно может изменить человека серьезное ранение, оттого и не видел в поведении лорда-командующего ничего необычного. Любой бы замкнулся в себе после покушения, совершенного собственными нареченными братьями.
В том, что убитые должны умирать без возможности вернуться к жизни, был некий устоявшийся порядок. Иначе получилась бы путаница, и возникли бы ненужные вопросы. Пришлось бы думать, отчего Джон Сноу воскрес, а Ренли Баратеон — нет. Кем это определено, как и когда? Можно ли было как-то повлиять на это решение?
Возможно, если бы Лорас оказался проворнее и добрался тогда до красной ведьмы, что по приказу Станниса творила зло, все еще можно было изменить. Лорас бы заставил ее вернуть Ренли, чего бы это ни стоило. Умер бы сам, если такова цена за колдовство.
Но тело Ренли уже многие годы лежало в семейной крипте, а красная ведьма исчезла, точно ее никогда не было. Лорас опоздал и здесь.
От этой мысли горло сдавило спазмом от острого чувства ненависти к себе. Каким же дураком он был… Возможно, именно поэтому боги все время помогают Станнису уйти от наказания.
Потому что наказание за свое бездействие заслужил сам Лорас.
***
На несколько дней снег прекратился, но легче от этого не стало: мороз усиливался, и находиться на улице стало совсем невозможно. Праздно шататься по замку не хотелось, и Лорас проводил время в арсенале: мечей и доспехов там было немерено, вот только их сортировкой давно никто не занимался. Значительную часть вооружения пора было отправить на переплавку, что-то нуждалось в ремонте, а что-то могло еще послужить при осторожном обращении. Привезенного с Драконьего Камня особого стекла, смертоносного для Иных, теперь было в достатке, но и мечи из стали оставлять без ухода не стоило.
Осматриваясь, Лорас вспомнил день первой встречи с Ренли. Тогда он полдня проторчал в арсенале Штормового Предела, путаясь у всех под ногами и любуясь блестящим оружием. Красивые доспехи и мечи притягивали Лораса с юных лет. Те, что имелись дома, в Хайгардене, он уже успел изучить как свои пять пальцев, а в оружейной Штормового Предела ему прежде бывать не приходилось.
Лорас увлеченно рассматривал узор из рогатых оленей на золотистой кольчуге, когда его окликнул Ренли.
— Нравится? — спросил он.
Таких искрящихся синих глаз Лорас никогда прежде не видел. Их взгляд, веселый и чуть насмешливый, врезался в память навсегда. Время не щадило светлых воспоминаний, и забыть можно было многое, — но только не то, как Ренли посмотрел на него в первый раз.
Наверное, в этот момент Лорас в него и влюбился.
— Да, милорд, — он мгновенно состроил покорное испуганное лицо, как всегда поступал, когда его ловили на чем-то сомнительном. Любопытство к содержимому чужого арсенала, кажется, вполне попадало под определение сомнительного. За такое, пожалуй, могло и влететь, если бабушка узнает. Ее всегда огорчало, когда внуки вели себя глупо и неподобающе.
— Мне тоже, — Ренли улыбнулся так, словно происходящее было вполне естественным. — Я всегда полагал, что в рыцаре все должно быть прекрасно. Как ты считаешь?
Лорас горячо заверил, что и сам придерживается того же мнения. Собственно говоря, в этот момент он бы согласился со всем, что бы ни сказал Ренли.
Они провели вместе весь день. Ренли много говорил, из них двоих он всегда был более болтливым, но это совсем не раздражало. Лорас с удовольствием слушал истории о Штормовом Пределе, о героях и великих деяниях дома Баратеонов, о призраках, бродящих по коридорам замка грозовыми ночами.
— Если хочешь, можешь остаться здесь, — предложил Ренли вечером, когда они сидели над обрывом и смотрели, как красное солнце медленно скрывается за темной каемкой моря. — Будешь моим оруженосцем. Я уговорю твоего отца.
От счастья Лорас забыл все слова, которые полагается говорить в таких случаях, и просто закивал, улыбаясь, как полный идиот.
Он всегда улыбался, когда был рядом с Ренли, и не умел долго злиться на него. Улыбался, даже когда Ренли приносил клятвы верности Маргери. Лорас понимал, что все делается для их общего блага, и запрещал себе бесплодную ревность.
Ренли любил его, и больше ничего не было нужно. Только быть рядом. Только сражаться за него.
И все это отнял Станнис. Лорас помнил, как тот смотрел на них с Ренли — недовольно, с осуждением. Наверное, он чувствовал себя лучше и сильнее, отнимая счастье у других. Подлый, пустой, отвратительно трусливый человек.
От злости, так старательно сдерживаемой последние недели, потемнело перед глазами. Лорас подумал вдруг, что при тихой погоде скакать до Восточного Дозора не так уж и долго. Если уехать в ночь, никто не хватится сразу и не успеет задержать. А уж там…
— Вот ты где! — Олли, самый молодой из дозорных, ворвался в арсенал, точно вихрь. — А я тебя во дворе искал, меня ребята туда послали.
— И зачем же я тебе сдался? — Лорас удивленно посмотрел на мальчишку.
— Ты ведь на коне хорошо скакать умеешь? Быстро? — с детской непосредственностью спросил тот.
— Ну, допустим, — Лорас все не понимал, к чему этот разговор. — А почему ты спрашиваешь?
— Нужно отвезти письмо в Восточный Дозор, — объяснил Олли. — Лорд-командующий решил отправить им на подмогу одичалых. Но прежде надобно предупредить.
В этом решении был смысл: некоторые черные братья до сих пор относились к одичалым с некоторым предубеждением.
— Ворона посылать опасно, может и не долететь, если погода испортится. Мне Атлас сказал найти кого-нибудь толкового, не из бывших головорезов, ну и чтоб в седле держался хорошо, ведь скакать долго придется, — продолжил Олли. — Я сразу на тебя подумал, ты же у нас самый… Ну, самый рыцарь.
Лорас не удержался от улыбки: чем, интересно, он оказался обязан такой репутации? Теперь-то он точно не был похож на героя красивой легенды, ни лицом, ни одеждой.
— Надо ехать, пока ветер прекратился, — Олли чуть ли не подскакивал на месте. Очевидно, его до крайности вдохновляло порученное задание. — Справишься? Соглашайся скорее, мне еще нужно придумать, кого в Сумеречную башню послать!
Происходящее казалось неправдой.
«Слишком просто, — мелькнуло в голове. — Так не бывает».
Только что Лорас размышлял, как бы пробраться в Восточный Дозор — и вот, простая возможность туда попасть.
— Справлюсь, — уверенно сказал он, взял письмо и быстрым шагом пошел в сторону конюшни.
Сейчас главным было не столкнуться с Перевертышем — тот сразу все почует и начнет отговаривать.
«Сам не смог отомстить мучителю, вот и другим не дает, — с несвойственным себе злорадством подумал Лорас. — Ну и пусть катится в седьмое пекло».
Боги наконец-то явили свою милость, и Черный Замок он покинул беспрепятственно.
***
Когда Лорас подъехал к стенам Восточного Дозора, ветер внезапно усилился. Наверное, из-за того, что море было совсем рядом — у воды всегда делалось прохладнее. Или же близость Иных ощущалась здесь острее, чем в Черном Замке.
«Но ты не доживешь до встречи с ними, — сказал Лорас про себя, глядя на чернеющий невдалеке замок. — Для тебя все закончится раньше, Станнис Баратеон».
Открою секрет: я люто ненавижу выкладывать свои тексты куда-либо.
Это очень долго, мучительно и вообще. Жаль, что нельзя обмениваться мыслеобразами телепатически, лол. Как бы то ни было, этот свой фик я выложила всюду. Пусть люди заебутся натыкаться на него по всему интернету так же, как заебалась его выкладывать я! Шутка. Все остальное текстово-фбшное лежит тут и немножечко тут.
Иллюстрации (от которых я все еще кричу, как бешеный кот) с указанием авторства находятся в шапке.
Название: Незаконченное дело
Автор: resident trickster
Бета: Elvira_faery, Frau Lolka, net-i-ne-budet, wakeupinlondon
Размер: макси, 15330 слов
Пейринг/Персонажи: Лорас Тирелл, Станнис Баратеон, Джон Сноу, Атлас, Теон Грейджой, Дейнерис Таргариен, Тирион Ланнистер; пост-Ренли Баратеон/Лорас Тирелл, Станнис Баратеон/Лорас Тирелл, намеки на Джон Сноу/Атлас
Категория: джен, слэш
Жанр: драма, постканон!АУ
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Месть — достаточно благородная причина для смерти. Лучшая из всех, что заслужил Станнис.
Примечание: книжная версия канона
Предупреждение: открытый финал
читать дальшеЛорас
Новобранцев привезли с утра. Усталые и до одинаковости серые, они стояли во внутреннем дворе, ожидая дальнейших распоряжений. Выделялся среди них только Станнис Баратеон: на своих будущих братьев он смотрел с нескрываемой брезгливостью и отвращением. Очевидно, до сих пор мнил себя королем, несмотря на поражение.
Лорас скривился. Дейнерис Таргариен сделала изрядную глупость, помиловав Станниса: такие никогда не сдаются до конца. Рассказывали, что даже оставшись почти без армии и сторонников, он отказывался сложить оружие. Пожалуй, подобное могло бы вызвать уважение, если бы Лорас не знал, насколько гнилым, бесчестным человеком был Станнис на самом деле. Все его победы зиждились на лжи и предательстве. Все бы вышло по-другому, если бы однажды, в незапамятно давние дни, Баратеон решился на честный бой с собственным братом.
Лорас часто думал о том, каким бы стало неслучившееся будущее. Эти мысли были мучительны и ядовиты, но запретить их себе не выходило. Возможно, Лорас бы погиб, сражаясь за Ренли. Или же, напротив, прожил бы долгую жизнь, служа ему. Иной судьбы он не мог себе представить, да и не хотел. Без мыслей о Ренли не проходило ни дня.
Первое время Лорас хотел отомстить, умоляя Семерых дать ему шанс, один только шанс, который он ни за что не упустит. Но боги оказались глухи к молитвам. Станнис был осторожен, и вместо него умирали другие. Лорас был готов преследовать его до конца, но не смог оставить Маргери в Красном замке, среди чужих, завистливых людей, без защиты и поддержки. Безопасность сестры была важнее личных амбиций, и постепенно Лорас привыкал к мысли, что Станнис умрет своей смертью — или же в бою. Он ждал этого каждый день, предвкушая момент торжества.
Однако удача была на стороне Баратеона. На место ожидания постепенно приходило глухое, серое отчаяние — наверное, именно поэтому Лорас так ухватился за возможность отомстить лично, взяв Драконий Камень для Ланнистеров. Когда он уезжал, Маргери сказала: «Перестань терзать себя, брат, или все кончится дурно». Лорас и сам чувствовал это. Он как будто хотел, чтобы все завершилось поскорее, и чем хуже, тем лучше. Жизнь больше не имела ценности, и хотелось расстаться с ней, храбро и красиво.
Но боги снова не услышали его молитвы. Лорас выжил, вопреки всеобщей уверенности в обратном. Он помнил, как очнулся дома, в Хайгардене: в комнате удушливо пахло снадобьями и отцветающими розами, и на миг Лорас поверил, что таковым будет его посмертие. Это была самая спокойная и счастливая мысль за последние годы. Но вскоре послышались знакомые голоса, и горячего лба коснулась сухая морщинистая рука.
— Бабушка, — шепнул Лорас и открыл глаза.
Он провел в постели весь остаток войны. Тиреллы вовремя приняли сторону Таргариенов, и пока чудом спасшаяся из Королевской Гавани Маргери приходила в себя, Гарлан сражался, а Уиллас помогал отцу управлять землями, Лорас заново вспоминал, как ходить и держать меч. Силы возвращались медленно, и это раздражало: ему ужасно хотелось стать полезным. Хоть и изуродованным, но не обузой собственной семье. Однако все было напрасно — от сочувственных взглядов и собственной беспомощности было не скрыться. Лорас чувствовал себя чужим в собственной семье, и с каждым днем пропасть между ним и родными только ширилась.
В день, когда королева Дейнерис села на Железный Трон, Лорас принял решение уйти в Ночной Дозор и начать новую жизнь. Терпеть прежнюю не осталось сил. Семья приняла его решение остро: мать плакала, отец и братья недовольно хмурились, и только бабушка и Маргери смотрели на него с пониманием. Впрочем, и они явно надеялись, что это решение останется всего лишь словами. Лорас должен был стать первым Тиреллом, что решил присоединиться к Дозору. Когда-то, наверное, это стало бы почетным, но не теперь.
Когда Лорас уезжал, проводить его вышла только сестра. Леди Оленна так и не смирилась с потерей внука.
— Мы ведь встретимся еще? — тихо спросила Маргери.
— Обязательно, — соврал Лорас. — Когда-нибудь я приеду набирать рекрутов, а вы уж постарайтесь оставить для меня людей получше.
Маргери грустно улыбнулась, и стало ясно, что она не поверила ни единому слову брата. Через пару месяцев после отъезда до Лораса дошли добрая весть о том, что сестра снова в Королевской Гавани — блистает при дворе, — и, кажется, новая королева души в ней не чает.
Черные братья приняли Лораса на удивление хорошо: людей, умеющих обращаться с мечом, недоставало, хоть и угроза нападения Иных временно отступила. Никто, впрочем, не знал, сколько продлится затишье. Драконье пламя уничтожило немало нежити, но сколько еще ее осталось, не могли сказать даже мейстеры в Цитадели. Пока что все силы были брошены на восстановление изрядно пострадавшей Стены и подготовку людей к новой войне.
Лорд-командующий, совсем молодой парень с рано поседевшими висками, назначил Тирелла мастером над оружием. Учить новобранцев Лорасу нравилось. Не все из них были достаточно сообразительными и способными, но некоторые по своим задаткам вполне могли стать рыцарями.
Пожалуй, Лорас считал себя счастливцем: боги забрали у него красоту, но оставили способность сражаться. И теперь, глядя на то, как Станнис высокомерно посматривает на черных братьев, Лорас понял вдруг, почему его прежние молитвы не были услышаны, отчего он все еще жив. Это незаконченное дело следовало завершить своими руками, а не чужими.
Дейнерис поступила мудро, заменив казнь ссылкой в Ночной Дозор. Станнис Баратеон не должен был умирать от руки безвестного палача, он не заслужил такой милости. Лорас сам убьет его. Он отомстит за своего короля, и тогда боги наконец-то дадут ему уйти.
Неожиданно Станнис поднял взгляд и пристально посмотрел на галерею, где стоял Лорас. В его глазах не мелькнуло ни тени узнавания: хмурый калека с обожженным лицом вовсе не был похож на цветущего юношу.
«Ничего страшного, — Лорас улыбнулся своим мыслям. — Я напомню тебе мое имя».
Впервые за долгие годы в его жизни появился смысл, и тусклый мир стал чуточку ярче.
Джон
Когда-то давно Джону Сноу снились яркие, пугающе реальные сны. В них он превращался в волка, преследовал добычу и просыпался с привкусом крови во рту. Теперь же каждое утро Джон заново вспоминал, как его зовут и кем он является. Ему больше не снились погони и охота — только серый, вязкий туман. Потерянный, Джон бродил в нем без цели, а потом резко открывал глаза и понимал, что больше не спит, а за окном понемногу светает. Солнце на Севере было бледно-желтым, и оттого весь мир казался подернутым сизой дымкой, почти как во сне.
Иногда Джон сомневался в том, что на самом деле просыпается. Мелисандра утверждала, что так и должно было случиться: нельзя умереть и вернуться в мир живых без последствий. Часть души остается навсегда запертой в царстве теней, и ничто не способно вызволить ее.
Порой Джону становилось интересно, где же сейчас Мелисандра. Она исчезла почти сразу после его чудесного воскрешения, и никто ее больше не видел. После особенно тяжких пробуждений ему нравилось думать, что красная жрица сама застряла в царстве теней.
С какой-то стороны жизнь Джона стала куда легче. Все нынешние обитатели Черного замка, и дозорные, и одичалые, неприкрыто боялись его и беспрекословно слушались. И дело было не в том, что сразу же после своего воскрешения Джон бестрепетно казнил всех зачинщиков бунта. На его месте так поступил бы любой. Людей пугало, что он смог победить смерть. Некоторые верили, что Джон теперь умеет превращаться в туман, читать мысли и вселяться в животных. Разговоры стихали, стоило ему выйти во двор.
Странно, но это совсем не задевало: к окружающим он испытывал только равнодушие. Даже к друзьям, даже к Сэму, который хотел бросить свое обучение и вернуться на Стену, едва узнав о случившемся. На это Джон ответил холодным письмом, запретив Сэму появляться в Дозоре до тех пор, пока тот не выкует свою мейстерскую цепь.
Единственным, кто вызывал хоть какие-то эмоции, остался его стюард. Он, кажется, так и не понял до конца, что Джон воскрес совсем не таким, как прежде, — а может, просто делал вид. Когда Джон провалился в черное беспамятство, Атлас храбро сражался с мятежниками вместе с горсткой верных братьев и одичалыми. Но сражались многие — однако именно стюард стал первым, кого Джон увидел, воскреснув. Мелисандра рассказала потом, что упрямец отказался уходить и сидел у постели лорда-командующего долгие часы, по мере сил помогая или просто следя, дышит ли еще раненый. Наверное, поэтому благодарность была самым ярким и теплым чувством из тех, что испытывал Джон.
Каждое утро Атлас приносил ему скудный завтрак — еду следовало беречь, никто не знал, когда закончится зима, — и без умолку болтал о всякой ерунде. Местные сплетни, новости из Королевской Гавани, какие-то дурацкие истории — в ход шло все, чтобы развеселить Джона. Атлас так явно старался угодить, что проигнорировать не выходило при всем желании.
— Спасибо, — Джон мучительно вспоминал, как полагается улыбаться. — Все очень вкусно.
— Серьезно? — Атлас ухмылялся в ответ. — Рад, что этот черствый кусок хлеба тебе по душе.
Рядом вертелся Призрак, осыпая все белой шерстью, и в эти краткие утренние минуты Джон чувствовал себя живым и почти что целым.
Утро, когда привезли новобранцев, среди которых был Станнис Баратеон, вышло скомканным. У Джона не было времени на болтовню, и он довольно грубо оборвал Атласа — впрочем, тот, кажется, не обиделся. На заботы о вновь прибывших ушла добрая половина дня. Станнис держался особняком, но всем распоряжениям подчинялся послушно. Искоса поглядывая на него, Джон пытался понять, что именно испытывает по отношению к несостоявшемуся правителю Семи Королев. Это стало его любимой забавой — угадывать, что чувствовал бы на его месте тот, кем он был раньше, до смерти. Подумав, Джон решил, что ему жаль Станниса. Пожалуй, из него вышел бы не самый плохой король. Временами Станнис был упрямым и несговорчивым, но представления о чести и справедливости у него имелись.
Однако и Дейнерис была ничем не хуже. Ей удалось то, что не получилось у других, — прекратить войну между людьми. Теперь единственным оставшимся врагом были Иные, да и те, чувствуя близкое присутствие драконов, затаились. В древней легенде говорилось, что для окончательной победы над ними у трех драконов должно быть три всадника. Пока что имелось лишь два: сама Дейнерис и Тирион Ланнистер, ее советник. После своего воскрешения Джон помнил свои беседы с острым на язык карликом весьма смутно, как и многие другие события своей жизни. Но все равно он был рад за Тириона. Рад, что тот выжил.
Пожалуй, надо было написать королеве и поблагодарить ее за новобранцев. То, что их отправили именно в Ночной Дозор, следовало счесть проявлением особой милости. Стена оставалась единственным рубежом, отделяющим мир живых от Иных, но люди сейчас требовались всюду, не только здесь.
Откровенно говоря, Джон никогда не умел писать благодарственные письма, однако препоручить эти заботы было некому. В конце концов он написал короткое вежливое послание и пошел в птичник. Вечером могла начаться метель, и следовало отправить письмо как можно раньше.
***
Теон Грейджой кормил птиц. В отсутствие Сэмвелла Тарли ему было поручено помогать мейстеру и следить за воронами. Ни на что другое он все равно не был годен.
Время от времени Джон замечал, с какой тоской Грейджой смотрит на упражняющихся в стрельбе лучников, и в очередной раз не мог понять, что чувствует по этому поводу. С одной стороны, полагалось испытывать злорадное торжество: Теон принес немало бед семье Старков и заслужил все, что с ним случилось. Но, с другой стороны, Джон давно забыл, как это — злиться по-настоящему. Он не хотел мстить Грейджою. В Винтерфелле снова сидели Старки: Санса и Рикон, живые и невредимые, разными путями вернулись в разрушенный дом. Теон же навеки остался полуживой тенью прежнего себя, и это было достаточной карой, Джон знал это по своему опыту.
— Седьмое пекло! — выругался Теон, когда один из воронов, недовольный количеством корма, клюнул его в руку.
— Что, тебя обижают вороны, Грейджой? — Джон чуть приподнял уголки губ. Все называли Теона Перевертышем, но он предпочитал использовать фамилию. Это будило воспоминания о прошлом, и, как ни странно, они были приятны.
— Клюются, — Теон неловко убрал руки за спину. Он явно все еще не совсем понимал, как держаться перед Джоном. — Зашел, чтобы отправить письмо, лорд-командующий?
— Да. Какой из этих воронов самый быстрый?
— Этот, — Теон указал на самую большую черную птицу. — Злющая кусачая тварь, но сообразительная.
— Давай я сам привяжу письмо. Меня не клюнут.
Джона птицы не трогали: как и люди, они будто чувствовали исходящую от него опасность.
— Слышал, Станниса привезли, — молчание явно было неуютным, и Теон пытался заполнить его пустой болтовней. В чем-то они с Атласом были на удивление похожи.
— Да, — Джон кивнул. — Желаешь с ним увидеться?
— Пожалуй, нет, — на потрескавшихся губах мелькнула ухмылка. — Вдруг он изменит свое решение и все же казнит меня.
Повинуясь своим странным представлениям о милосердии, Станнис позволил Теону уйти на Стену. Возможно, он решил, что тот страдал достаточно, — или же просто не захотел таскать с собой такую обузу. Как бы то ни было, северные лорды были в ярости, и части своих сторонников Станнис лишился. Джон однажды размышлял, как поступил бы на его месте, и пришел к выводу, что ровно так же.
— Он не казнит тебя, — негромко сказал Джон. — Здесь у него нет власти.
— Я знаю, — Теон посмотрел на него странно. — Так, смеюсь.
Раньше Грейджой любил смеяться, вспомнилось вдруг Джону. Теперь он обычно лишь криво ухмылялся, не размыкая губ: из-за выбитых зубов его улыбка выглядела пугающей.
— Думаю отправить его в Восточный Дозор у моря, — неожиданно поделился Джон. — Так что не беспокойся, вы не встретитесь.
— Не хочешь оставить его здесь?
— В Черном Замке достаточно людей, а у моря как раз не хватает толковых.
— И то верно. Так будет лучше, — Теон помолчал. — Знаешь, в замке есть парень, мастер над оружием. Лорас Тирелл. У него к Станнису особый счет. Это я к тому говорю, чтобы ты знал.
Джон задумался: кажется, он смутно припоминал эту историю. У Станниса был брат, младший, и Лорас был его оруженосцем. Потом брат умер, и как будто именно Станнис был в этом виноват. Или все не так?.. Джон потер виски. Воспоминания ускользали от него, скрывалась в сером густом тумане из снов.
— Позволишь вопрос, лорд-командующий? — Теон смотрел на него внимательно, не мигая.
— Что, Грейджой?
— Когда ты понял, что вернулся не целиком? Сразу или постепенно?
Сердце тяжело забилось в груди, голова закружилась. Джон не знал, что кто-то на самом деле понимает суть с ним произошедшего. Его считали нежитью, даже Иным называли, но не вернувшимся наполовину. Теон оказался первым, кто обозначил это с пугающей точностью.
— Как ты догадался?
— Один мертвец всегда узнает другого, — Теон улыбнулся, показывая разбитые зубы. — Так сразу или постепенно?
— Не знаю, — Джон помолчал. — Сразу, наверное. А ты…
«Ты знаешь, как можно все вернуть?»
— Никто, кроме меня, не знает, — проговорил Теон. — Разве что твой стюард, но он не верит… Думает, что тебя еще можно спасти.
— А на самом деле? — Джон уже знал, что услышит.
— На самом деле — нельзя.
Станнис
Станнис узнал младшего Тирелла сразу, как только увидел. Ожоги изменили его некогда красивое лицо, но не до неузнаваемости: на галерее стоял именно Лорас, ошибки быть не могло. Глядя на него, Станнис вспомнил их первую встречу. Это случилось в Королевской Гавани. Стоял удушливый полдень, под испепеляющими солнечными лучами кудри Лораса казались золотистыми, а руки Ренли, что путались в них — дочерна смуглыми. Станнис сам не знал, зачем наблюдает за их ласками. Это не было отвратительным или стыдным, скорее, просто непонятным. Как можно любить кого-то настолько неподходящего, не боясь осуждения? Станнис не понимал этого ни тогда, ни теперь. Но заразительное ощущение чужого искрящегося счастья почему-то засело в памяти, и тот далекий летний день воскрес перед глазами, словно наяву.
Забавно, но все эти годы Станнис вовсе не вспоминал о нем. Не боялся мести, не размышлял, что же стало с Тиреллом после смерти Ренли. Он знал о штурме Драконьего Камня, но тогда это казалось неважным. Только Железный Трон имел значение.
И вот оба они здесь, потерявшие все. Интересно было бы спросить, за что именно сюда сослали Лораса — не мог, никак не мог тот сияющий золотой мальчик отправиться в пожизненную ссылку на Север добровольно. Кажется, его семья вовремя приняла нужную сторону, и причин для такого сурового наказания не было.
Станнис понимал, что и Лорас, несомненно, узнал его тоже. В его темных глазах не было ярости и ненависти, только спокойное, сдержанное желание уничтожить того, кто отобрал все. Пожалуй, теперь Станнис вполне понимал это желание. Наверное, так же и он смотрел на Дейнерис, когда та даровала помилование ему и всей его семье. Селисе и Ширен разрешено было остаться при дворе, Станнис же отправился на Стену. Любой другой, наверное, был бы счастлив такому исходу, но он слишком хотел умереть. Даже успел представить, как это случится: зимние сумерки, толпа людей, желающих посмотреть на казнь мятежника, острый меч палача — или, может, вместо меча будет драконий огонь? Узнать это Станнису не довелось: в тот же день его отослали в Ночной Дозор. Дейнерис точно боялась передумать и все-таки казнить поверженного в борьбе за престол соперника.
Давос хотел отправиться на Стену вместе с ним, но Станнис запретил.
— Позволь мне сделать для тебя хоть что-то, сир, — он положил руку на теплое плечо и крепко сжал. — Королева помиловала тебя, потому что Старки просили об этом, так поезжай в Винтерфелл. Ты вернул Рикона и будешь там желанным гостем. Помоги восстановить замок, поддерживай Старков словом и делом — как поддерживал меня все эти годы. Они достойные люди и отблагодарят тебя. Я же должен понести свое наказание сам.
Давос хотел было что-то ответить, но Станнис не стал слушать. Он ушел так быстро, как только позволяли приличия, и не дал себе усомниться в своем решении.
С семьей Станнис даже не стал прощаться: смотреть на дочь, которую он подвел, было слишком больно. Утешало, что Дейнерис не оставит Ширен и рано или поздно подыщет ей партию, соответствующую происхождению. Тихая и добрая девочка явно пришлась ей по нраву. Но королевой Ширен уже не стать никогда, и это было целиком и полностью виной Станниса.
***
Всю долгую дорогу на Север Станнис размышлял о случившемся и никак не мог поверить, что все закончилось. Что больше не будет ни битв, ни борьбы, ни возможности получить свое по праву. Да и право это после возвращения на трон Таргариенов стало куда как более зыбким: драконья династия издревле правила страной, и в сравнении с ними узурпаторами казались уже Баратеоны.
Впервые в жизни Станнис проиграл окончательно и бесповоротно. Почему-то особенно неприятно было думать о встрече с Джоном Сноу. Пусть из врожденного благородства тот ни за что не скажет ничего, что могло бы задеть, его глаза скажут все вместо слов, растравлял себя Станнис… Когда-то он приехал на Стену королем. Теперь — бесправным преступником, и чудо, что не в кандалах. Пожалуй, смерть, пусть и не в бою, стала бы менее унизительной.
Однако все вышло совсем не так. Джон Сноу изменился; Станнис знал, через что ему пришлось пройти, но не предполагал, что все окажется настолько неправильным. Джон смотрел на него равнодушно и спокойно, без жалости или скрытого торжества, и это отчего-то задевало.
— Вы отправитесь служить в Восточный Дозор, — не предполагающим возражения тоном сказал Джон. — Там много работы, но вы справитесь. Это наш единственный порт, и необходимо поскорее привести его в надлежащий порядок. Уедете, как только принесете обеты. Желаете принести их перед ликом Владыки Света?
— Нет, — Станнис на миг вспомнил красную жрицу, пропавшую почти сразу после воскрешения Сноу. Если бы он не связался с ней, его судьба стала бы иной. — Я принесу свои обеты в септе.
— Хорошо, — выражение лица Джона нисколько не изменилось. — Я рад, что вы остались живы. Нам в Дозоре нужны такие люди.
«Такие — это сломанные и потерявшие все?» — хотелось спросить Станнису, но он смолчал. Ответ был слишком очевиден: в последние годы Дозор стал прибежищем именно для потерянных всех мастей.
Здесь служил Грейджой, которого Станнис помиловал по какой-то нелепой прихоти.
Здесь были прощены все грехи сотням убийц, насильников и воров.
Здесь бывшую шлюху мужского пола возвысили до личного помощника лорда-командующего.
Здесь был Лорас Тирелл, готовый нарушить все обеты и всадить Станнису нож в спину. Как ни странно, эта перспектива совсем не пугала, а, скорее, радовала. Месть — достаточно благородная причина для смерти. Лучшая из всех, что заслужил Станнис.
Опустившись на колени в септе и твердя заученные слова — древние, похожие на заклинание, — Станнис молил богов, чтобы бесконечное унижение, в которое превратилась его жизнь, наконец-то закончилось.
— Слушайте мою клятву и будьте свидетелями моего обета, — голос Станниса сливался с десятками голосов. — Ночь собирается, и начинается мой дозор. Он не окончится до самой моей смерти…
«Надеюсь, она не заставит себя ждать».
Лорас
Все последующие дни были заполнены одной мыслью, безумной и навязчивой. Она крутилась в голове на разные лады, не отпуская ни на миг.
«Станнис здесь. Убей его. Этот шанс ты не должен упустить. Убей его. Он здесь. Совсем рядом. Он не узнал тебя. Убей его. Убей, и тогда все закончится. Убей».
С самого утра и до позднего вечера Лорас наблюдал за Станнисом. За тем, как он ел, пил, беседовал с лордом-командующим, стоял на самой высокой точке Стены, глядя вдаль. Смотрел, как Станнис приносил свои обеты в замковой септе — опустившись на колени, прикрыв глаза и низко склонив голову, точно на плаху. Эта ассоциация понравилась Лорасу, и он живо представил, как заносит меч и рубит Станнису голову одним ударом. Можно было, конечно, рубить медленно, чтобы тот дольше промучился, но эта идея показалась недостойной. Лорас подарит Станнису быструю смерть, хоть он ее и не заслужил. Вот только каким именно способом осуществить задуманное, Лорас пока не знал.
По ночам Лорасу снилось, как он всаживает нож Станнису в живот и руки обагряет горячая темная кровь. Иногда вместо ножа в руке был яд, и Лорас скармливал его насильно, а потом с наслаждением наблюдал, как Станнис задыхается. Но самым приятным был другой сон. В нем Лорас вызывал Станниса на бой, и они дрались — яростно, насмерть. Станнис казался достойным противником, но Лорас был ловчее и быстрее. Победа всегда оставалась за ним, и в момент, когда острие его меча упиралось в горло поверженного врага, Лорас чувствовал себя почти что счастливым. За спиной рукоплескали зрители. Лорас почему-то знал точно — Ренли сидел среди них. Все происходило словно наяву. Но потом Лорас вдруг понимал, что будто смотрит на себя со стороны, что лицо его выглядит совсем юным и гладким, а на плечах — плащ всех цветов радуги. Он просыпался, так и не успев обернуться.
Открыв глаза, Лорас обыкновенно еще некоторое время раздумывал о том, что так и нужно сделать. Вызывать Станниса на бой, победить и всадить в него меч поглубже. Так, чтобы сразу насмерть. Выставить это случайностью, разумеется, не выйдет, однако этого и не нужно. Пусть его казнят, после смерти Станниса это будет уже неважно. Лорас выполнит свой долг и уйдет с честью. О таком подвиге не сложат песню и не расскажут детям, но зато его совесть будет чиста. Жизнь слишком давно перестала быть песней, и глупо было бояться осуждения и позора. Лорас опасался лишь одного — того, что его месть слишком задержалась. Возможно, боги устали ждать, не примут его жертву и не позволят встретиться с Ренли там, где все оказываются после смерти.
Если, конечно, это «там» существует.
Как бы то ни было, мысли о скором возмездии казались чуть ли не слаще самой мести, и Лорас слишком увлекся ими. В день, когда он наконец-то решил перестать мечтать и покончить со всем, Станнис опять ускользнул — уехал куда-то почти сразу после принесения обетов. Стоя у ворот, Лорас мог теперь лишь бессильно смотреть, как Баратеон и его немногочисленные спутники исчезают в утренней дымке. Глаза слезились от слишком белого снега — а может быть, от ненависти к себе.
— Куда они направляются? — спросил Лорас у одного из дозорных, что стоял рядом.
— В Восточный Дозор, что у моря, — был ответ.
Лорас прикрыл глаза. Он не мог поверить, что снова упустил свой шанс, который вполне мог оказаться последним. Вряд ли ему будет позволено покинуть свое место службы, да и Станнис не появится здесь в ближайшее время: говорят, в Восточном Дозоре много забот.
— Это к лучшему, — негромко сказал кто-то за плечом.
Лорас вздрогнул от неожиданности и резко обернулся: перед ним стоял Перевертыш. Обычно он передвигался весьма шумно, но Лорас настолько увлекся, что не услышал его шагов. Перевертыш вроде как был изгоем — его историю знали все, о нем первым делом рассказывали новобранцам. Но удивительным образом именно он сумел найти с Лорасом, так ни с кем из братьев и не сблизившимся, общий язык. Их общение могло бы показаться дружеским — если б кто-то из них был еще способен на подобные чувства.
— О чем ты говоришь?
— О том, что Станнис уехал, — Перевертыш пристально посмотрел на него. — Если бы он здесь остался, ты бы попытался его убить. Строил бы планы, выдумывал бы метод получше, а в итоге просто пырнул бы его ножом. За это бы тебя непременно казнили. Ты хороший мастер над оружием, будет жалко тебя потерять.
Во рту стало сухо от нехорошего предчувствия.
— С чего ты решил, будто знаешь, что я, — начал Лорас и запнулся на полуслове, — будто знаешь, что у меня на уме?
— Так ты сам мне и выболтал, — на лице Перевертыша появилось крайне довольное выражение. — Забыл, что ли?
— Я не… — Лорас потер переносицу. Он и в самом деле почти не помнил, что нес в тот вечер. Было ужасно холодно, они с Перевертышем сидели у печи в общем зале и пили какую-то редкостную дрянь, по ошибке называемую элем. Было поздно, и вскоре они остались совсем одни. Постепенно становилось теплее, и слова давались легче. Перевертыш все больше молчал, а вот Лорас, вопреки привычке последних лет, разговорился. Кажется, сначала он рассказал о Ренли, совсем все рассказал, без утайки. Почему-то ему казалось, что Перевертыш если и не поймет его, то не станет осуждать. О чем Лорас говорил потом, вспомнить было непросто. Кажется, он твердил, как заведенный: «Ты же никому не скажешь? Пообещай, что никому не скажешь». О чем именно никто не должен был узнать, Лорас мог лишь догадываться. Вполне возможно, о том, как сильно он мечтает отомстить Станнису, и если бы ему только представился шанс…
— Вижу, что вспомнил, — Перевертыш помолчал и прибавил едва слышно:
— Так вот, мой тебе совет: забудь обо всех этих глупостях. Только себе хуже сделаешь. Даже если ты убьешь его, легче не станет. Тут уж разве что самому умереть… но этого никому не хочется.
— Мне хочется, — отозвался Лорас. Он с трудом осознавал, что именно чувствует в этот момент. Кажется, что-то похожее на смесь злости и отчаяния.
— Никому не хочется, — строго повторил Перевертыш. — Подумай над моими словами.
Он отвернулся и поковылял прочь.
Станнис
Восточный Дозор напоминал Штормовой Предел — и одновременно был совсем на него не похож. Как и в родовом замке, здесь без конца дул сильнейший морской ветер. Старые стены этой крепости тоже издавали бесконечный гул, и по ночам казалось, будто по замку бродят неупокоенные души тех, кто жил здесь прежде. В детстве Станнис очень боялся этого угрожающего гудения, но ни разу не признался в этом родным. Он решил, что должен быть стойким и бесстрашным, как Орис Баратеон, что сражался бок о бок с самим Эйгоном Завоевателем. Какими глупыми сейчас казались эти детские фантазии…
Однако в Штормовом Пределе бывали и ясные, погожие дни. Даже зимой солнце иной раз пробивалось сквозь густые серые тучи и грело каменистую землю. В Восточном Дозоре такого не случалось: ветер не утихал, снег, в теплые дни переходящий в колючий ледяной дождь, не прекращался целыми неделями. Хуже было только под стенами Винтерфелла, где за плотной белой пеленой легко могла спрятаться целая армия врагов, а от мороза немел язык. После этого любая непогода казалась всего лишь пустяком, хоть и весьма досадным.
Гарнизон в Восточном Дозоре имелся небольшой, всего-то человек триста. От войны постройки пострадали достаточно, но в гораздо меньшей степени, чем Черный Замок. Когда Станнис прибыл, восстановление разрушенных построек вошло в завершающую стадию, ему оставалось только следить за процессом. При нынешнем числе людей о другом и мечтать не стоило. В будущем, когда весна все же настанет, Станнис планировал бросить силы на постройку кораблей и восстановление порта. Раз уж боги вновь сохранили его жизнь, в ней должен быть какой-то смысл. И пусть править предстоит не королевством, а горсткой усталых людей, постараться стоило.
Если рассуждать иначе, проще шагнуть со скалы прямо в море.
По вечерам, слушая бесконечный рокот волн за окном, Станнис размышлял, что именно помешало Лорасу Тиреллу убить его. Прошло уже почти три недели с тех пор, как они виделись в последний раз, но он не мог перестать думать об этом. Было непонятно, что двигало Лорасом, зачем тот молча наблюдал, не предпринимая никаких действий. Станнис уже смирился со своей неминуемой смертью, бессчетное количество раз представляя, как именно будет убит. Ему даже снилась холодная сталь у горла и голос, шепчущий: «Каким будет твое последнее слово?»
Но Тирелл медлил. То ли не мог избрать верный способ, то ли опасался наказания. В последнее, впрочем, не больно-то верилось. У Тирелла было лицо человека, готового на все, такого бы не остановил мелочный страх. Да и терять, кажется, ему было уже нечего.
Еще одну вещь Станнис никак не мог взять в толк: как можно было полюбить такого пустого человека, как Ренли? Младший брат умел лишь красиво улыбаться да разбираться в цветных тряпках, но Лорас, очевидно, видел в нем что-то большее, раз был готов мстить даже спустя годы.
В последний день перед отъездом Станнис боролся с желанием прийти к Тиреллу и униженно попросить:
— Убей меня.
Только очевидное малодушие подобного шага удержало его. В своих мыслях Станнис видел, как в ответ на такое предложение Тирелл кривит губы и смотрит не с ненавистью, а с презрением. Почетно умереть в схватке с врагом или убить достойного противника, но в смерти, дарованной из жалости, нет никакого благородства.
Несмотря на все случившееся, Станнису хотелось уйти, сохранив хотя бы остатки своей изрядно потрепанной чести. Уйти так, чтобы Ширен не пришлось стыдиться отца.
Ветер за окнами каждую ночь завывал все сильнее, и, мучаясь от бессонницы, Станнис пытался решить, что следует ответить, когда — если — Тирелл спросит однажды, замахнувшись мечом: «Каким будет твое последнее слово?»
Пожалуй, вернее всего будет промолчать. Станнису нечего было сказать, да и некому. Просить прощения казалось глупостью — он не чувствовал в своем сердце искреннего раскаяния. Порой он ошибался в методах, но никак не в целях и средствах. Но Тирелл, которого Станнис сам себе выдумал, ждал ответа.
— Делай то, что должен, — скажет он и закроет глаза, чтобы лучше запомнить свист меча, перерезающего воздух.
Этот звук станет последним из тех, что Станнис услышит в своей жизни.
***
— Холодно становится, — говорили дозорные, вглядываясь в чернеющее море. — Не ровен час, Иные снова вернутся.
Станнис не замечал особенных изменений в погоде: разве только снег шел чуть гуще да мороз слегка усиливался. Но зимой это было обычным делом даже на Юге, что уж говорить о самом Севере. В столь скорое возвращение Иных — кажется, чуть больше полутора лет прошло, — он совсем не верил, но на всякий случай просчитывал варианты обороны. Если мыслить трезво, то с таким количеством людей, пусть и вооруженных драконьим стеклом, на удачный исход дела можно было не надеяться. Дейнерис и ее драконы, разумеется, придут на помощь в случае серьезной беды, однако до этого времени нужно было еще продержаться и самим не превратиться в нежить.
Но, как бы то ни было, без боя они не сдадутся.
Станнис не упустит последнюю возможность умереть с честью.
Джон
Погода портилась с каждым днем. С утра и до самого вечера в воздухе висел плотный белый туман, в котором можно было заблудиться. Дул ледяной ветер — по-настоящему ледяной и пронизывающий. Небо почти не светлело, и казалось, будто настала Долгая Ночь. Та самая, о которой в детстве рассказывала сказки Старая Нэн. В которую вся нечисть проснется от многовекового сна и бросит вызов миру людей. Когда-то Джон всерьез боялся этих историй, и Грейджой — тот, что теперь куда охотнее разговаривал с воронами, чем с людьми, — смеялся над ним.
Часовые, кутаясь в теплые плащи, шептались, что Иные идут, и их дыхание замораживает мир людей. Джон уже давно не ощущал холода, но почувствовал приближение врага прежде других. Старые раны заболели так, будто снова раскрылись, а мутные серые сны окончательно стали неотличимы от яви. Все больше времени и сил требовалось, чтобы проснуться, открыть глаза и приступить к ежедневным обязанностям.
Тогда, в первую после воскрешения битву с Иными, Джон чувствовал нечто схожее, но терпеть было легче. То ли потому, что в то время он еще не понял до конца, насколько сломанным вернулся, и жил надеждой на лучшее, то ли магия Мелисандры была сильнее, чем теперь.
Однако никто не должен был узнать о его состоянии. Подвести братьев Джон не мог — обязанности лорда-командующего следовало исполнять каждый день. Так, будто он еще жив. Для обороны Черного Замка людей должно было хватить; у Сумеречной Башни и Восточного Дозора ситуация была сложнее, но и они выстоят. Если атаковать будут малыми силами, вполне возможно продержаться и небольшому гарнизону. Если же будет как во время войны, останется только уповать на быструю помощь королевы.
***
В последнее время Джон старался ложиться спать пораньше. Так он меньше тратил силы на притворство — изображать живого оказалось весьма тяжело. Но Атлас отказывался оставлять его в покое, цепляясь за малейшую причину остаться. Он почти не лез с разговорами, но по его собранному виду было очевидно, что эта сдержанность дается ему с трудом.
Терпение Атласа закончилось одним вьюжным темным вечером.
— Ты бледен, лорд-командующий, — заметил он, вороша дрова в печи. — Тебе нехорошо?
От одного его взгляда, грустного и понимающего, на душе сделалось тягостно.
— Уходи, — Джон вытянулся на кровати и прикрыл глаза: от света они сильно болели. — Оставь меня одного, я хотел бы выспаться.
Вопреки обыкновению, стюард не повиновался.
— Уйду, только позволь сказать тебе кое-что сначала.
— Я же просил тебя…
— Это не займет много времени. Просто послушай. Я хочу рассказать тебе кое-что… Кое-что о тебе.
Атлас сел на краешек стула, и Призрак тут же положил свою голову ему на колени. Джон нахмурился: даже собственный лютоволк предпочитал общество других. Неужели в нем настолько мало осталось от человека, которым он был когда-то?
— Когда ты умер, — голос Атласа чуть дрогнул, — Мелисандра сказала, что не сможет вернуть тебя. Что ты ушел уже слишком далеко и не откликаешься на ее зов.
Джон приподнялся на кровати: так вышло, что он не полюбопытствовал о подробностях своего воскрешения. Сначала было не до разговоров, а потом стало уже неважно. Неинтересно, если быть честнее.
— Но я попросил ее, — продолжил Атлас, поглаживая теплую мягкую шерсть лютоволка. — Очень попросил, чтобы она еще раз попыталась вернуть тебя.
История принимала нехороший оборот, и Джон боролся с желанием поторопить рассказчика, чтобы поскорее узнать все до конца.
— На второй раз ей все удалось, ты вернулся. Но потом, — Атлас сглотнул; его пальцы дрожали, — потом Мелисандра сказала, что это ненадолго. Что ты умрешь, когда Иные придут в последний раз.
Призрак издал недовольный урчащий звук — наверное, Атлас слишком сильно оттянул его шерсть.
— В последний раз?.. — бессмысленно повторил Джон.
— Так она сказала, — Атлас поднял на него большие темные глаза. — Я решил, что она ошиблась. До сих пор так считаю. Я не хотел тебе ничего рассказывать, но заметил, как ты слабеешь, и…
— И решил порадовать меня известием о скорой смерти? — Джон хмыкнул. Эта перспектива не слишком пугала его. — Спасибо, я оценил.
— Нет! Я не поэтому…
— Мелисандра сказала что-нибудь еще? — вдруг спросил Джон.
— Я не помню, — Атлас покачал головой. — Я был… Я вообще не помню, что было тогда.
Сердце неприятно сжалось: до Джона словно бы долетел отголосок той боли и отчаяния, что испытывал Атлас, умоляя красную жрицу о милости.
— Прости меня, — твердил тот, как заведенный. — Прости, я просто хотел спасти тебя и не видел другого способа.
— Что именно она сделала, ты запомнил? — проговорил Джон мягче.
Атлас покачал головой:
— Она запретила мне смотреть. Сказала, что от меня требуется только немного крови, — он закатал рукав и показал воспалившийся шрам. — Тогда разрез затянулся у меня на глазах, а несколько дней назад появилось это. Думаю, это значит, что Иные совсем рядом.
Джон взглянул на припухшую розовую отметину, такую яркую на смуглой коже, и почувствовал острый стыд. Он не просил этой жертвы и вовсе не желал ее. Никто не должен был страдать от его решений, только он сам.
— Зачем ты это сделал? — тихо спросил Джон. — Одни боги знают, что это была за магия и как ты теперь…
— Любой из тех, кому ты дорог, на моем месте поступил так же, — Атлас чуть приподнял уголки губ. — И Сэм, и Эдд, и Тормунд, и даже Перевертыш, наверное, — он помолчал. — Мне очень хотелось, чтобы ты жил. И неважно, что станет со мной.
Джон вспомнил свои сны, тяжелые пробуждения и полное равнодушие к окружающей жизни. Неужели за это стоило жертвовать свою кровь и идти на сделку с темными, неведомыми силами?
— Ты понимаешь, что это не жизнь?
— Это лучше, чем смерть, — упрямо сказал Атлас. — Ты справишься. Я помогу. Мелисандра могла ошибиться, она ведь много ошибалась…
«На этот раз не ошиблась, — мысленно ответил Джон. — И больше я не позволю жертвовать чем-либо ради меня».
— Только не вини себя, — Атлас как будто прочел его мысли. — Может быть, в конце ты один спасешь всех нас. Совсем как в сказке.
Джон хотел было ответить, что все это глупости, что нет и не может быть такого героя, что сказки совсем не похожи на жизнь. Но и умирать просто так после всего, что для него сделали, казалось до крайности бесчестным. Поэтому Джон улыбнулся, как уж умел, и сказал:
— Отчего нет? Вполне может быть.
Поколебавшись, Атлас тоже улыбнулся в ответ.
Лорас
Снежная буря не прекращалась много дней подряд. Лорас уже знал, что сильная непогода считалась предвестником прихода Иных, но те все не появлялись. Было что-то завораживающе жуткое — и одновременно утомительное в этом бесконечном ожидании невидимого врага.
Из любопытства Лорас однажды спросил - что, если это просто снег и ветер? На него тогда посмотрели очень странно, почти с осуждением, и ничего не ответили. Только кто-то хрипло шепнул: «Твои-то слова да старым богам в уши».
Непогода вносила изменения в привычную рутину: теперь вместо тренировок братья разгребали снег. Его намело столько, что во двор стало не выйти. Время от времени уборка перетекала в азартное перебрасывание снежками. Выросший на Юге, Лорас прежде и не подозревал, что меткое кидание холодными мокрыми комками снега способно подарить столько веселья. Или все дело было в том, что сковывающее всех напряжение несколько спадало только на время дурацкой игры? Непросто думать о грядущей войне и вовремя уворачиваться от летящего прямо в лоб снежка!
Быстроты реакции Лорасу всегда было не занимать, но на стороне его соперников был опыт, и битвы выходили захватывающими, не хуже иных турнирных сражений. Даже ранения иной раз случались: одичалому Бену рассекли бровь ледышкой, а сам Лорас ушиб колено, поскользнувшись. Но эти мелкие происшествия нисколько не уменьшали острой, пьянящей, полузабытой радости. Она затмевала все, даже неотвязные мысли о Станнисе и в очередной раз упущенной возможности отомстить. В последнее время Лорас и без того запрещал себе думать об этом, чтобы не сойти с ума ненароком, но по-настоящему забывался, только дурачась.
В детстве было так же: беготня с Маргери наперегонки по петляющим коридорам замка избавляла от всех печалей.
Однажды посмотреть за игрой в снежки вышел сам лорд-командующий. По его бледному, лишенному всякого выражения лицу было неясно, то ли он хочет прекратить эту глупость, то ли еле сдерживается, чтобы не присоединиться.
«Он ведь совсем молодой, — вспомнилось вдруг Лорасу. — Даже младше меня».
Это ненужное наблюдение стоило ему порции снега за шиворот: зазевавшихся карали строго.
Еще некоторое время лорд-командующий наблюдал за происходящим, а затем резко отвернулся и ушел, никем, кроме Лораса, не замеченный. Это было к лучшему: братья опасались сердить его и даже говорили присутствии тише, когда он проходил мимо. Только раз Лорас слышал, как кто-то сказал:
— Что ни говори, когда Джон живой был, все легче казалось!
Но на болтуна мгновенно напустились, и впредь он помалкивал.
Сам Лорас втайне полагал, что лорд-командующий и не умирал вовсе. Просто был сильно ранен, а остальное сплетники додумали. Он на своем опыте знал, как сильно может изменить человека серьезное ранение, оттого и не видел в поведении лорда-командующего ничего необычного. Любой бы замкнулся в себе после покушения, совершенного собственными нареченными братьями.
В том, что убитые должны умирать без возможности вернуться к жизни, был некий устоявшийся порядок. Иначе получилась бы путаница, и возникли бы ненужные вопросы. Пришлось бы думать, отчего Джон Сноу воскрес, а Ренли Баратеон — нет. Кем это определено, как и когда? Можно ли было как-то повлиять на это решение?
Возможно, если бы Лорас оказался проворнее и добрался тогда до красной ведьмы, что по приказу Станниса творила зло, все еще можно было изменить. Лорас бы заставил ее вернуть Ренли, чего бы это ни стоило. Умер бы сам, если такова цена за колдовство.
Но тело Ренли уже многие годы лежало в семейной крипте, а красная ведьма исчезла, точно ее никогда не было. Лорас опоздал и здесь.
От этой мысли горло сдавило спазмом от острого чувства ненависти к себе. Каким же дураком он был… Возможно, именно поэтому боги все время помогают Станнису уйти от наказания.
Потому что наказание за свое бездействие заслужил сам Лорас.
***
На несколько дней снег прекратился, но легче от этого не стало: мороз усиливался, и находиться на улице стало совсем невозможно. Праздно шататься по замку не хотелось, и Лорас проводил время в арсенале: мечей и доспехов там было немерено, вот только их сортировкой давно никто не занимался. Значительную часть вооружения пора было отправить на переплавку, что-то нуждалось в ремонте, а что-то могло еще послужить при осторожном обращении. Привезенного с Драконьего Камня особого стекла, смертоносного для Иных, теперь было в достатке, но и мечи из стали оставлять без ухода не стоило.
Осматриваясь, Лорас вспомнил день первой встречи с Ренли. Тогда он полдня проторчал в арсенале Штормового Предела, путаясь у всех под ногами и любуясь блестящим оружием. Красивые доспехи и мечи притягивали Лораса с юных лет. Те, что имелись дома, в Хайгардене, он уже успел изучить как свои пять пальцев, а в оружейной Штормового Предела ему прежде бывать не приходилось.
Лорас увлеченно рассматривал узор из рогатых оленей на золотистой кольчуге, когда его окликнул Ренли.
— Нравится? — спросил он.
Таких искрящихся синих глаз Лорас никогда прежде не видел. Их взгляд, веселый и чуть насмешливый, врезался в память навсегда. Время не щадило светлых воспоминаний, и забыть можно было многое, — но только не то, как Ренли посмотрел на него в первый раз.
Наверное, в этот момент Лорас в него и влюбился.
— Да, милорд, — он мгновенно состроил покорное испуганное лицо, как всегда поступал, когда его ловили на чем-то сомнительном. Любопытство к содержимому чужого арсенала, кажется, вполне попадало под определение сомнительного. За такое, пожалуй, могло и влететь, если бабушка узнает. Ее всегда огорчало, когда внуки вели себя глупо и неподобающе.
— Мне тоже, — Ренли улыбнулся так, словно происходящее было вполне естественным. — Я всегда полагал, что в рыцаре все должно быть прекрасно. Как ты считаешь?
Лорас горячо заверил, что и сам придерживается того же мнения. Собственно говоря, в этот момент он бы согласился со всем, что бы ни сказал Ренли.
Они провели вместе весь день. Ренли много говорил, из них двоих он всегда был более болтливым, но это совсем не раздражало. Лорас с удовольствием слушал истории о Штормовом Пределе, о героях и великих деяниях дома Баратеонов, о призраках, бродящих по коридорам замка грозовыми ночами.
— Если хочешь, можешь остаться здесь, — предложил Ренли вечером, когда они сидели над обрывом и смотрели, как красное солнце медленно скрывается за темной каемкой моря. — Будешь моим оруженосцем. Я уговорю твоего отца.
От счастья Лорас забыл все слова, которые полагается говорить в таких случаях, и просто закивал, улыбаясь, как полный идиот.
Он всегда улыбался, когда был рядом с Ренли, и не умел долго злиться на него. Улыбался, даже когда Ренли приносил клятвы верности Маргери. Лорас понимал, что все делается для их общего блага, и запрещал себе бесплодную ревность.
Ренли любил его, и больше ничего не было нужно. Только быть рядом. Только сражаться за него.
И все это отнял Станнис. Лорас помнил, как тот смотрел на них с Ренли — недовольно, с осуждением. Наверное, он чувствовал себя лучше и сильнее, отнимая счастье у других. Подлый, пустой, отвратительно трусливый человек.
От злости, так старательно сдерживаемой последние недели, потемнело перед глазами. Лорас подумал вдруг, что при тихой погоде скакать до Восточного Дозора не так уж и долго. Если уехать в ночь, никто не хватится сразу и не успеет задержать. А уж там…
— Вот ты где! — Олли, самый молодой из дозорных, ворвался в арсенал, точно вихрь. — А я тебя во дворе искал, меня ребята туда послали.
— И зачем же я тебе сдался? — Лорас удивленно посмотрел на мальчишку.
— Ты ведь на коне хорошо скакать умеешь? Быстро? — с детской непосредственностью спросил тот.
— Ну, допустим, — Лорас все не понимал, к чему этот разговор. — А почему ты спрашиваешь?
— Нужно отвезти письмо в Восточный Дозор, — объяснил Олли. — Лорд-командующий решил отправить им на подмогу одичалых. Но прежде надобно предупредить.
В этом решении был смысл: некоторые черные братья до сих пор относились к одичалым с некоторым предубеждением.
— Ворона посылать опасно, может и не долететь, если погода испортится. Мне Атлас сказал найти кого-нибудь толкового, не из бывших головорезов, ну и чтоб в седле держался хорошо, ведь скакать долго придется, — продолжил Олли. — Я сразу на тебя подумал, ты же у нас самый… Ну, самый рыцарь.
Лорас не удержался от улыбки: чем, интересно, он оказался обязан такой репутации? Теперь-то он точно не был похож на героя красивой легенды, ни лицом, ни одеждой.
— Надо ехать, пока ветер прекратился, — Олли чуть ли не подскакивал на месте. Очевидно, его до крайности вдохновляло порученное задание. — Справишься? Соглашайся скорее, мне еще нужно придумать, кого в Сумеречную башню послать!
Происходящее казалось неправдой.
«Слишком просто, — мелькнуло в голове. — Так не бывает».
Только что Лорас размышлял, как бы пробраться в Восточный Дозор — и вот, простая возможность туда попасть.
— Справлюсь, — уверенно сказал он, взял письмо и быстрым шагом пошел в сторону конюшни.
Сейчас главным было не столкнуться с Перевертышем — тот сразу все почует и начнет отговаривать.
«Сам не смог отомстить мучителю, вот и другим не дает, — с несвойственным себе злорадством подумал Лорас. — Ну и пусть катится в седьмое пекло».
Боги наконец-то явили свою милость, и Черный Замок он покинул беспрепятственно.
***
Когда Лорас подъехал к стенам Восточного Дозора, ветер внезапно усилился. Наверное, из-за того, что море было совсем рядом — у воды всегда делалось прохладнее. Или же близость Иных ощущалась здесь острее, чем в Черном Замке.
«Но ты не доживешь до встречи с ними, — сказал Лорас про себя, глядя на чернеющий невдалеке замок. — Для тебя все закончится раньше, Станнис Баратеон».
@темы: #fics, девочка со спичками, я не очень умный, у Неда Старка украли подшипники, лечим кашель героином, #ASOIAF, маленькая фикбучница
-
-
30.10.2015 в 18:03-
-
30.10.2015 в 18:04-
-
30.10.2015 в 18:07-
-
30.10.2015 в 18:09-
-
30.10.2015 в 18:10-
-
30.10.2015 в 18:13-
-
30.10.2015 в 18:13-
-
30.10.2015 в 20:21спасибо за этот текст, очень его люблю.
еще у тебя охрененные теги
-
-
30.10.2015 в 21:22-
-
30.10.2015 в 23:12еще у тебя охрененные теги
Сама тащусссс ))
Мрррр
Frau Lolka Аввввв, спасибище!